Джон Гришэм - Покрашенный дом

Люди с гор и мексиканцы появились в наших местах одновременно. Это было в среду, в начале сентября 1952 года. «Кардиналз» на пять игр отставали от «Доджерс», а до конца сезона оставалось всего три недели, так что положение казалось совершенно безнадежным. А вот хлопок поднялся высоко, он доставал уже до пояса моему отцу и был выше меня, и можно было слышать, как отец с дедом перед ужином шепотом произносили слова, которые у нас редко услышишь: урожай «может оказаться хорошим».

Они были фермерами, работящими людьми, склонными к пессимизму только при обсуждении погоды или видов на урожай. То слишком много солнца, то слишком много дождей, то опасность, что зальет все низины, то цены на семена и удобрения лезут вверх, то рынок лихорадит… А в самые лучшие дни мама всегда тихонько говорила мне: «Не беспокойся. Эти мужчины всегда найдут о чем поволноваться».

Паппи, мой дедушка, волновался насчет оплаты наемных рабочих — мы как раз поехали их набирать из людей с гор. Им платили с каждой сотни фунтов собранного хлопкового волокна, и в прошлом году, он говорил, плата была доллар пятьдесят центов за сотню фунтов. А нынче прошел слух, что какой-то фермер за Лейк-Сити уже предлагает по доллару шестьдесят.

Эта мысль все время занимала его, пока мы ехали в город. Он вообще-то никогда не разговаривал, когда сидел за рулем, потому что, как говорила мама, сама едва умевшая водить машину, он очень боялся механизированного транспорта. Грузовичок-пикап — «форд» 1939 года выпуска был нашим единственным средством передвижения, если, конечно, не считать старого трактора «Джон Дир». Особых проблем это не создавало, если не считать воскресений, когда мы все отправлялись в церковь: мама и бабушка в своих воскресных нарядах уютно устраивались спереди, а мы с отцом ехали сзади, в кузове, в облаке пыли. Современные машины с кузовом седан в сельских районах Арканзаса тогда были редкостью.

Паппи тащился со скоростью тридцать семь миль в час. У него была своя теория, что для любого автомобиля существует некая оптимальная скорость, при которой он ездит наиболее эффективно и экономично, и он уже давно — неким не совсем понятным способом — определил, что для его старого грузовичка эта скорость составляет тридцать семь миль в час. Мама говорила (мне), что это довольно нелепо. И еще она говорила, что они с отцом однажды поссорились, споря о том, не следует ли пикапу ездить быстрее. Но отец редко садился за руль, и если я случайно ехал вместе с ним, он всегда держал скорость в тридцать семь миль в час — из уважения к Паппи. Мама говорила, что сильно подозревает, что когда он один, то ездит гораздо быстрее.

Мы свернули на шоссе 135, и, как всегда, я стал внимательно наблюдать, как Паппи переключает передачи — медленно выжимает сцепление, осторожно перемещает рычаг переключения скоростей на рулевой колонке, — пока грузовичок не наберет нужную скорость. Потом я наклонился влево, чтобы посмотреть на спидометр: да, скорость была тридцать семь в час.

Шоссе 135 идет совершенно прямо через равнинные фермерские земли арканзасской дельты. По обе его стороны, насколько хватает глаз, поля сплошь белые — это созревает хлопок. Время сбора урожая — замечательный период для меня, потому что школа закрылась аж на два месяца. А вот для дедушки это время бесконечных забот и треволнений.

Справа, на поле Джордана, мы заметили группу мексиканцев, собиравших хлопок возле дороги. Согнувшись пополам, с мешками для волокна, болтающимися сзади, они беспрерывно двигались вперед, ловко орудуя руками среди стеблей и срывая хлопковые коробочки. Паппи крякнул. Он не любил Джорданов, потому что те принадлежали к методистской церкви, да к тому же еще и болели за «Кабз». Теперь же, увидев, что они уже успели нанять рабочих к себе на ферму, он получил еще одну причину их не любить.

От нашей фермы до городка было меньше восьми миль, но при скорости в тридцать семь миль поездка занимала двадцать минут. Всегда те же самые двадцать минут — даже при незначительном движении по шоссе. Паппи не считал нужным обгонять медленно ползущие впереди него машины. Конечно, самым медленно ползущим был он сам. Недалеко от города Блэк-Оук мы нагнали трактор с прицепом, заполненным снежно-белыми горами только что собранного хлопка. Передняя его половина была закрыта брезентом, а в задней его части, во всех этих горах хлопка, весело прыгали близнецы Монтгомери, мои ровесники. Увидев нас внизу под собой, они перестали прыгать и замахали нам руками. Я им тоже помахал, а дедушка не стал. Когда он вел грузовик, он никогда никому не махал и даже не кивал в ответ на приветствия; а все потому, как утверждала мама, что просто боялся снять руки с руля. И еще она говорила, что люди между собой обзывают его грубияном и считают высокомерным и заносчивым. А по-моему, его вообще не интересовало, что о нем говорят и какие сплетни распространяют.