Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

Совершенно вымотавшись от жары, голода и жажды, Джонни выпросил возле одной походной кухни кусок черного хлеба, который он великодушно разделил с Трехногим. Жажду они утолили водой из колонки на улице. После этого мальчуган сразу же отправился в путь. Собака плелась на расстоянии, которое все более увеличивалось.

Вблизи вокзала Осткройц обзор местности несколько расширился. Отсюда уже можно было рассмотреть значительную часть центра города. На горизонте виднелись чудом уцелевшие фабричные трубы, шпили соборов, водонапорные башни и другие высокие строения или, вернее говоря, их полуразрушенные остова, а вдалеке — купол Силезского вокзала. Весь Берлин был похож на гигантский камень, разбитый огромным молотом на тысячи мелких осколков.

Джонни ускорил шаг. Чем дальше он шел, тем знакомее становилась ему местность. Слева — одиноко возвышающийся каркас школы, красноватая церковь с острым шпилем, а чуть дальше — развалины заводов; справа, за длинными рядами отцепленных вагонов, — железнодорожные мастерские, в которых еще до призыва в армию работал отец. Километрах в двух отсюда должно быть шоссе на Кюстрин.

Над следующей станцией, которая лежала ниже, чем ряды разрушенных домов по обеим сторонам, проходил огромный путепровод. Трехногий бежал теперь впереди, Джонни удивлялся этому, ведь последние километры собака плелась все медленнее, так что иногда он даже терял ее из виду. Когда он подошел к домику начальника станции, то увидел, что собака легла перед открытой дверью.

Трехногий принюхивался, вытянув лохматую голову и постукивая коротким хвостом по перрону. Из комнаты доносился чей-то голос. Подойдя ближе, Джонни увидел в полутьме у разбитого окна худощавого, лысого солдата — сержанта, который непрерывно повторял что-то в телефонную трубку полевого аппарата. Вокруг чугунного котла, стоявшего на табуретке, сидели офицер и несколько солдат. Они ели ложками суп. Сначала солдаты заметили собаку, изуродованный вид которой, видимо, вызывал у них сострадание. Они попеременно гладили Трехногого, а один солдат налил ему немного супу в плоскую консервную банку.

Лишь потом они обратили внимание и на Джонни. Лейтенант, молодой человек с широким лицом и сильными плечами, поманил мальчугана к себе. Взял его за воротник куртки и потрогал пальцем маленькую красную звездочку, которую подарила Джонни Ганка,

— Русский? — спросил он.

Джонни покачал головой.

— Поляк?

— Нет, — ответил Джонни.

Лицо лейтенанта сразу же стало серьезным.

— Немец? — спросил он снова по-русски.

— Я не понимаю, что это…

Офицер легко взял Джонни за подбородок, медленно повернул мальчика к себе лицом и стал внимательно рассматривать.

— Немец, — сказал он хриплым голосом. — Немецкий ребенок, — произнес он теперь по-немецки. — Так, кажется, говорят у вас по-немецки?

Джонни постарался кивнуть.

— Откуда же ты? — Лейтенант, казалось, задумался. Видимо, он подыскивал нужное слово, которое никак не приходило ему сейчас в голову. Рукой он сделал в воздухе неопределенный жест. — Откуда у тебя эта звездочка? — спросил он наконец. — Маленькая красная звездочка.

— От ваших, — ответил Джонни и рассказал о том, что с ним произошло.

Кажется, лейтенант понял его.

— Ну, и что же дальше?

— Я хочу домой. Скоро две недели, как я в пути…

— Домой… Нах хаус, — медленно и протяжно повторил лейтенант эти слова.

Джонни сразу закивал:

— Да, да! — И показал рукой вперед: — Нах хаус.

Офицеру, видимо, понравились эти слова. Он задумчиво покачал головой, а потом тоже показал рукой вперед и произнес:

— Туда пока нельзя! Нельзя домой!

— Можно, — не соглашался с ним Джонни.

— Нельзя пока домой, — настаивал лейтенант, — там война!

Он указал через плечо в сторону, откуда пришел Джонни. «Неужели он меня снова отправит назад?» — с испугом подумал мальчуган.

— За нашей спиной — уже мир, — сказал офицер, — а впереди еще идет война. Нельзя тебе пока домой!

Страшные огненные полосы.

Трехногий не отказывается идти дальше.

Боевое крещение.

Дома!

«Обратно я не пойду, — решил Джонни, — ни в коем случае!» Еще час назад он, возможно, согласился бы с этим. Но сейчас он так близко от цели! Желание Джонни увидеть наконец свою мать было настолько велико, что его не мог остановить даже соблазн остаться с русскими солдатами, где он чувствовал себя в полной безопасности.