— Быстрее, — повторял капитан, — быстрее!
Он говорил, обращаясь к своим белобрысым парням, глядевшим с грузовиков:
— Man muβ sich beeilen. Es ist fast dunkel. [29] Нужно поторопиться. Уже почти совсем стемнело (нем.).
— Wie viele! — говорили между собой белобрысые парни. — Warum so viele? So viele auf einmal? [30] Как много! Почему так много? Так много за один раз? (нем.).
Великана с больными ногами уже погрузили в кузов, но и потом то одного, то другого выносили на руках; и в этом дворе, уже не освещенном солнцем, казалось, что его выносят все снова и снова, что он был головой всех этих людей, которую они высоко подняли, идя навстречу смерти.
Они взбирались на грузовики по двое, движения их были быстры, в этот миг у них у всех появилось странное проворство и странная говорливость, они болтали между собой как будто бы даже весело.
— Девяносто девять, — произнес один из ополченцев, который записывал цифры на листе бумаги, подложив под него кусок картона.
— Все, достаточно, — сказал капитан.
— А этот? — спросил человек с черным хлыстом.
Он указал на Джулая, который все еще не поднялся на грузовик и стоял у стены за спиной капитана.
— Этого не нужно, — сказал капитан. — Поезжайте.
Человек зашагал со двора походкой перекупщика. Решетчатые створки ворот распахнулись, моторы грузовиков заработали, и машины с зажженными фарами тронулись.
Свет фар ясно показал всем, что очень скоро, минут через десять, совсем стемнеет. Луч, торжествуя, воинственно прошелся по всему двору. И в это время с грузовика, который уже въехал под арку ворот, полетел одинокий голос и взвился, ясный и невинный, как сам свет:
— Да здравствует!..
Со всех грузовиков ему ответил хор, который звучит всегда, когда люди отвечают человеку:
— Да здравствует!..
И Джулай не колебался. Он потер одну о другую ноги, обутые в домашние туфли, и тоже отчетливо произнес в почти опустевшем голом дворе:
— Да здравствует!..
— Что да здравствует? — сказал Манера.
Все стоявшие с ним ополченцы были еще здесь: тот, что заговорил первым, и кто ответил ему вторым: Первый, Третий, Четвертый, Пятый.
— Это коммунисты, — сказал Третий. — Разве они не коммунисты?
— Коммунисты или почти что коммунисты, — сказал Первый.
— А если и нет, то сойдут за коммунистов, — со смехом сказал Пятый.
— Так, значит, — сказал Третий, — они хотели сказать «да здравствует коммунизм»?
— Кто их знает, — сказал Пятый.
Манера поглядел на другой конец двора, где стоял Джулай.
— Почем я знаю? — сказал Манера.
Неужели Джулай хотел сказать: «Да здравствует коммунизм»?
Капитан тоже поглядел на Джулая: он обернулся, как только раздался его голос, и долго глядел на него, внимательно и строго, как раньше, а потом тихо спросил:
— Кто да здравствует?
Джулай не ответил: он по-прежнему стоял, прислонившись к стене, и все время тер одну ногу о другую.
— Твой приятель выпутался чудом, — сказал Манере Первый.
— А, что там, — сказал Манера, — по-моему, он ничего не сделал.
— Боюсь только, как бы он сам себе не напортил, — сказал Четвертый.
— Чем? — спросил Манера.
Капитан не подошел к Джулаю, а позвал его к себе.
Плечи Джулая отделились от стены, но одна нога, которую он медленно поднял, согнув в колене почти под прямым углом, все еще опиралась о стену.
Капитан снова позвал его:
— Поди сюда!
Джулай опустил ногу совсем и отделился от стены.
— Это ты, — спросил капитан, — убил мою собаку Грету?
— Капитан… — начал Джулай.
Он хотел рассказать, что произошло, но капитан повторил свой вопрос:
— Это ты?
— Я, — ответил Джулай.
Он видел, как серьезен этот человек, и только серьезность, написанная на его лице, внушала Джулаю мысль, что он должен отвечать.
— А она была ваша? — добавил он.
У капитана в руке был стек, тонкий, с ременной петлей. Он обернулся и, окликнув того парня из СС, что держал на поводках собак, приказал по-немецки:
— Führe die Hunde her! [31] Подведи собак! (нем.).
Парень подвел к нему обеих собак — Блута и черную волчицу.
— Гудрун, — сказал капитан, — каптен Блут!
Он наклонился, чтоб отстегнуть сворки, и, освобождая, приласкал собак.
— Гудрун, — повторил он, — Гудрун…
Лаская собак, он так стиснул зубы, что во рту у него что-то хрустнуло, словно он разгрыз орех. Потом снял с собак намордники.
— Эти собаки тоже мои, — сказал он Джулаю.
— Что он собирается делать? — спросил Манера.
Читать дальше