Максим Михайлов - Стреляешь в брата — убиваешь себя

— Контора пишет, — улыбаясь, подхватил Петрович.

Командир расплылся в ответной улыбке, они оба были довольно начитанными людьми и, что еще более важно их вкусы и предпочтения в литературе оказались несмотря на различия в возрасте и жизненном опыте весьма схожими. Оба практически наизусть знали бессмертные романы Ильфа и Петрова, с удовольствием цитировали искрометную прозу Гашека, восхищались тонким юмором Чехова. Бывало, под разговор, они могли разыграть по репликам чуть ли не целую главу из любимого произведения, безошибочно воспроизводя диалоги персонажей и радуясь этому недоступному окружающим взаимопониманию. Особенно веселил их в эти моменты Дракула лишь тупо переводивший взгляд с одного на другого, не понимая, о чем это они говорят и почему так заразительно хохочут от совершенно не к месту произнесенных фраз. Сейчас, однако, Роман предложенной игры не принял, хитро кивнув на разложенную, на колченогом столе шахматную доску, уставленную разномастными фигурами, собранными, что называется с миру по нитке из разрозненных наборов.

— Ходи давай, Ботвинник, не отмажешься! А! Поймал я тебя?! Что делать теперь будешь?

— Как что? — изумился Петрович. — Срублю твою пешку и делу конец. Хотя нет… Раз ты так легко ее отдаешь, значит тут дело не чисто… Дай-ка я подумаю…

— Смотри думалку не натри, мыслитель! — довольно расхохотался Роман. — Хочешь вон Влада в помощь позови, может он чего толкового подскажет.

— А то! И позову, ум хорошо, а полтора лучше! Слышь, Дракулыч, ты в шахматах сечешь?

Дракула, увлеченно штудировавший найденный невесть где растрепанный учебник хорватской грамматики, раздраженно оторвался от книги и окинул обоих убийственным взглядом.

— Все бы вам ржать, кони. Делом бы лучше занялись!

— О-о! Какой деловой у нас снайпер! Ты посмотри! — пропел Петрович, корча угрюмому волгоградцу рожу. — Простите уважаемый сэр, что отвлекли вас нижайшей просьбой, не примите за обиду, уже молчим-с, что поделать, дураки-с, ваше благородие!

— Ну ты ходить, будешь или нет, клоун! — одернул разошедшегося аналитика Роман.

— Цу бефель! Яволь, майн хер! Уже хожу! — шутливо изображая выполнение команды «Смирно», однако, не отрывая при этом задницы от кресла, проорал Петрович, выкатив от старания глаза.

Рука его замерла над доской, в нерешительности кружа над ведущими очередной бой деревянными фигурками.

— Что ж ты за пакость мне приготовил, а? Тут вроде все в порядке… Тут тоже… А, ладно, двум смертям не бывать, а одна все равно будет! Амбец твоей пешке, командир! Помянем!

Одной рукой сбросив с доски белую пешку, другой Петрович сноровисто извлек заветную фляжку и, сделав добрый глоток, заключил:

— Мир праху! Царствие небесное, бойцу!

— Съел, значит! — уточнил, кровожадно улыбаясь, Роман.

— Съел! — деликатно рыгнув в сторону, подтвердил Петрович.

— Ну теперь держись, старый! Начинаю показывать испанский гамбит! На!

Белые фигуры пришли в движение и уже через несколько ходов ряды черных бойцов совершенно обалдевшего от такого напора Петровича оказались смяты и прорваны в нескольких местах, а зашахованный черный король безуспешно пытался укрыться за раздерганными в разные стороны пешками.

— Как же это? Что же это? — причитал аналитик, с каждым ходом все больше запутываясь и уже не зная, чтобы такого предпринять, чтобы переломить ситуацию в свою пользу.

— А вот это и есть суть гамбита, дорогой ты мой человек, — торжествовал Роман. — Помнишь съеденную пешечку, повелся, сожрал, зато просрал выгодную позицию и дал мне возможность занять центр и перехватить инициативу. А еще стратег. Вот так вот, пожертвовал одним бойцом, чтобы привести остальных к победе! Это ли не суть стратегии? Жертвуй малым, чтобы победить в большом, так кажется у классика?

— Я не помню точно имени этого древнего полководца, кажется, кто-то из греков, — неестественно ровным голосом произнес, отчего-то внезапно побледневший Петрович. — Так вот, когда сын перед генеральным сражением начал убеждать его сознательно пожертвовать немногими людьми, чтобы занять выгодную позицию, он спросил его, не хочет ли тот сам быть в числе этих немногих…

— Бред! Бред! — не замечая мертвенной бледности аналитика, веселился командир. — В жизни всегда приходится кем-то жертвовать, на войне, в любви, в бизнесе… Везде! Так устроена жизнь! Без жертв никуда!

— Да действительно, без жертв никуда, — с явным усилием глухо выговорил Петрович, прикрывая глаза и откидывая голову на мягкую спинку кресла.