Максим Михайлов - Африканский вояж

Знамя действительно было чужим, вернее его вообще не было. Не считать же всерьез за знамя дурацкий черный флажок с "Веселым Роджером" красовавшийся на шевроне. "Понты дороже денег", — презрительно скривившись, откомментировал эту эмблему командир, глянув на рукав своей камуфляжной куртки. Но возможно, это и было то самое знамя, которого они заслуживали, потому что другого у них давно не было, вернее за последнее время знамен было так много, что выделить из них какое-нибудь одно вряд ли получилось бы. Разве что, то давнее и торжественное красное с золотой бахромой, которому присягали и которое клялись защищать. Этому знамени они отдали долг сполна, до последнего, до тех пор, пока его не сменил чужой и бездушный триколор, а уж ему они не были должны ничего.

Под ногами громко чавкала топкая зелень. Сырой пропитанный резко пахнущими испарениями воздух шумно всасывался в легкие и с хриплым присвистом вырывался из широко распяленного рта. Мясистые лианы, свисающие с деревьев тут и там мерзко щекоча кожу, шлепали по лицу. Он не обращал на это внимания, сил нагибаться и уворачиваться давно не было. Сколько уже продолжается этот бешенный бег не разбирая дороги? Минуты? Часы? Годы? Он не смог бы ответить на этот вопрос. Как не мог внятно сказать, куда именно бежит. Его гнал страх, первобытный ослепляющий не дающий шанса даже на миг остановиться, задуматься, выработать какой-то разумный план спасения. Страх физической боли, смерти, страданий заставляющий каждую клеточку измученного тела вопить от нестерпимого ужаса. Сейчас вместо мозга думали древние инстинкты. Скорее, скорее уйти как можно дальше, спрятаться, спастись, скрыться, растворяясь в этом чужом лесу. Зеленое марево как в тумане колышется перед глазами. Дальше, дальше в самую глубь этой пляшущей зелени, там не найдут, там можно будет забиться в темноту под корнями узловатых деревьев, зарыться в сырую вязкую гниль и наконец отдышаться, успокоить молотом бьющуюся в висках кровь.

Крепкие и ловкие пальцы цепко ухватили его за плечо. Он вырвался с неожиданной силой, дико по-звериному заверещав от смертельного ужаса, и отпрянув в сторону. Но чужая рука уже вцепилась в ворот пятнистой куртки, рывком пригибая к земле, бросая на колени. Из зеленого тумана перед глазами выплыло зло ощеренное в грязных потеках лицо Беса. Тонкие, похожие на бледных червяков губы шевелились, что-то говоря, но смысл слов не доходил до пораженного страхом сознания. Жесткая ладонь хлестко ударила по щеке, возвращая окружающему миру звуки.

— Ты чего, Студент?! Совсем охренел с перепугу?! А ну соберись!

Несколько резких рывков за ворот мотнули из стороны в сторону бессильно обвисшую голову. Пальцы крючками впившиеся под челюсть заставили вздернуть подбородок и встретиться глазами с горящим бешенством взглядом Беса. Командир, наверное, и сам понятия не имел, каким жутким может быть его лицо, закаменевшее, неживое, с темными провалами пустых холодных глаз. На этом лице жили лишь нервно подергивающиеся в хищном оскале губы:

— Вот что, урод! Мне с тобой возиться некогда! Будешь чудить, сам пристрелю! В лицо тебе выстрелю, чтобы не опознали, понял!!!

В свистящем шепоте командира столько чистой незамутненной ненависти, что ужас погони мгновенно теряется, отходит на второй план. "Пристрелит, точно! Как сказал, так и сделает!" Студент на секунду представил себе собственный труп с развороченным разрывной пулей лицом валяющийся в кишащей белесыми прозрачными пиявками луже и содрогнулся всем телом, окончательно возвращаясь к реальности.

— Так то лучше, — уже спокойнее произнес Бес, видя, как мутная пелена уходит из глаз подчиненного, и они становятся хоть и испуганными, но все же осмысленными. — Штаны-то сухие?

Студент в ответ судорожно закивал, толком не поняв, о чем его спросили.

— И то хлеб, — кивнул командир. — Бывало и хуже. Ляг передохни, привал.

Студент огляделся по сторонам. Они находились на небольшой окруженной буйными зарослями полянке. Бес отошел от него и теперь негромко втолковывал что-то Самураю — крепкому здоровяку с типично азиатским лицом. Остальные трое вповалку лежали в высокой сочной траве и казались в своих мешковатых камуфляжных комбинезонах замшелыми коряжистыми колодами. Только ярко-красная футболка Ирины выделялась неуместным пятном на этом фоне. Девушка лежала, положив голову на бедро Маэстро, пижонистого парня с приблатненными рисованными манерами, который сразу невзлюбил Студента, впрочем, неприязнь была взаимной.