Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм

— Эх, мать твою! — Потом повысил голос: — Да это так нельзя оставлять! Понимаете, друзья! Мы же всегда должны быть вместе, а не жить разобщенно. Думать друг о друге. Я буду теперь всю жизнь думать о тебе, Андрей, о Люде. Буду думать о всех вас!

Андрей пожал ему руку:

— Я всегда знал и верил, что ты меня не забудешь. Часто повторяю стихи, написанные тобой осенью сорок второго. В самый трудный час войны.

— Теперь так не пишут, — с улыбкой промолвил Кубанов.

— Ты прав. Новые люди провозглашают; отречемся от старого мира. Это — от нас, от отцов. Мы для них — в прошлом. Истомин говорил, что человек рождается, чтобы свершить одно самое главное в жизни дело. Мы были рождены для войны. И твои стихи — голос нашего военного времени, нашего поколения. Мы свершили свое предназначение. На новых людей взваливаем будущее.

— Но мы ведь еще не закончили свои дела! — воскликнул Николай.

— Потому, что бой еще продолжается…

У ворот остановилась военная машина. Из нее вышел генерал, а за ним — майор Отаров. Оленич догадался: это приехал генерал Стожар. И пошел ему навстречу.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Проходите, будьте гостем.

— Здравствуй, боевой товарищ. Мне майор многое рассказал о тебе. Спасибо за службу, то есть за работу! Но ты офицер, и что бы ты ни делал, ты служишь.

— Так точно, служу.

— Садись в машину, поедем к вдове Ивана Пронова.

— Товарищ генерал, разрешите?

— Да. Что у тебя, капитан?

Оленич подозвал Эдика.

— Этот парень вырос, не зная отца и не зная, кем был отец. А его тетка — вдова Ивана Пронова. Надо сказать ей, что этот парень — мужественный и честный человек. Он защитил честь офицера Пронова.

Стожар молча слушал Оленича, потом подумал и сказал:

— Мудреную ты задачу поставил передо мной. Не каждый день генералам приходится встречаться с такими вариациями. Но вот что, капитан: я верю тебе. Бери хлопца, и поедем вместе к Евдокии Сергеевне. Авось поймет и простит всем нам то, что она пережила по нашей и не по нашей вине.

Подслеповатая Прониха не сразу обратила внимание на Эдика: она всматривалась и вслушивалась в Стожара, вглядывалась в генеральские погоны да лампасы. Она слушала и приговаривала:

— Спасибо вам! Вы расковали мою душеньку, сняли цепи…

— Это мы должны склонить перед вами голову: давно надо бы рассказать вам о подвиге вашего мужа. Да, мы его не один раз забрасывали во вражеский тыл. Гвардии старший лейтенант Иван Пронов за время службы показал себя мужественным и отважным разведчиком. Он погиб от руки изменника. Теперь уже известно, что перебежчик, дезертир Крыж по заданию гитлеровцев проник в партизанский отряд имени Фрунзе и выдал врагам. Весь отряд погиб. На допросах под жестокими пытками у радиста партизанского отряда каратели узнали, что в район Чайковки будет сброшен парашютный десант. Так погибли наши разведчики во главе со старшим лейтенантом Проновым. Ваш брат убил вашего мужа.

— Чуяла сердцем, что злодей Феноген!.. Но чтобы таким зверем быть… Не виновата я, не виновата!

Оленич тихо произнес:

— Да, мы знаем, что вы не виновны. Но так же не виноват и сын Феногена…

— Разве у того лютого зверя был сын? — вскинулась старуха.

— Вот он, Эдуард Придатько… Он ничего не знал о своем отце. А когда ему стало известно, что Крыж — это Шварц, Эдуард пришел и сказал нам… И принес доказательства злодеяний Шварца. И мы с генералом считаем, что он поступил мужественно и честно.

Пронова даже отпрянула от неожиданности, от схожести Эдика с отцом, но опомнилась и пробормотала сочувственно:

— Мы с тобой — без вины виноватые… И ты должен на всю жизнь запомнить, что самое страшное для человека — жить в потемках и душевных муках.

— Понимаю, Евдокия Сергеевна…

Проводив генерала Стожара и майора Огарева, Оленич поспешил домой, чтобы встретить Гордея. Но Гордей уже стоял посреди двора в окружении людей: он прощался.

— Ладно, друзья, — говорил Криницкий, — у меня совсем нет времени: через час самолет уходит. А нам надо еще собрать кое-какие пожитки. Люда, остальное, нужное Ляле, отправишь почтой. Хорошо? Ляля, прощайся и в машину!

Через минуту их уже не было во дворе.

Улетела и Евгения Павловна, прихватив с собой Кубанова. Оленич боялся, что она увезет печаль в своем сердце, но она, прощаясь, взяла его и Люду за руки: