Николай Бадеев - Принимаю бой

На второй день войны с траулера сняли промысловое оборудование — тралы, сети, столы для разделки рыбы, выгрузили бочки. Поставили на палубу две пушки, на крылья мостика — два пулемета, а трюмы заполнили артиллерийскими снарядами и глубинными бомбами. Траулеру присвоили воинский чин — сторожевой корабль, дали новое имя — «Туман». 26 июня 1941 года на нем подняли военно-морской флаг.

А через три дня, находясь в дозоре, «Туман» принял первый бой с фашистскими бомбардировщиками. Снизившись, гитлеровцы хотели позабавиться расправой с бывшей рыболовной посудиной. «Туман» так метко полоснул пулеметными очередями, что «юнкерсы» бросились врассыпную.

Вскоре, взяв на борт более сотня солдат, «Туман» вместе с другими кораблями пошел туда, где фронт упирался в море. Вплотную к берегу подойти оказалось невозможно — мешали камни. Солдаты приготовились прыгать в ледяную воду. А ведь им после того предстояло идти в атаку…

Боцман Александр Саблин и матрас Филипп Марченко упредили пехотинцев, сами прыгнули за борт.

— Давай сходню! — крикнул Марченко…

Стоя по грудь в воде, они положили на свои плечи тяжелый, сколоченный из толстых досок, трап, и десантники, подняв пулеметы, ящики с патронами, начали высадку.

Противник обстреливал корабль. Осколком был ранен Марченко, его заменил старшина второй статьи Иван Волок.

Холод пронизывал моряков до костей, но трап на живых опорам действовал до тех пор, пока на сушу не сошел последний солдат.

— Спасибо, моряки! — кричали пехотинцы.

Такими были матросы с «Тумана».

В августе 1941 года «Туман» заступил в дозор — охранять подходы к Кольскому заливу между полуостровом Рыбачьим и островом Кильдин.

Фашистские корабли и самолеты не раз пытались проникнуть в залив: там на рейде стояли транспорты, там был Мурманск — главный порт советского Севера. Корабль-часовой давал отпор врагу. В вахтенном журнале об этих стычках записывалось кратко: «Обнаружена подводная лодка противника. Сброшено десять глубинных бомб», «Появились два самолета противника. Высота 1500 метров. Выпущено двенадцать снарядов каждым орудием».

Так было четверо суток. На пятые рано утром в облаках показался фашистский самолет-разведчик. Покрутился высоко над кораблем и ушел.

— Кого-нибудь вызвал, — определил командир «Тумана» старший лейтенант Лев Шестаков. — Бомбардировщиков или подводную лодку… Усилить наблюдение!

Прошло около часа.

— На горизонте дымы! — не отводя глаз от бинокля, крикнул помощник командира лейтенант Леонид Рыбаков.

— Наших кораблей там нет, — нахмурился Шестаков. — Это немец!

Моряки встали к орудиям, из погреба подали боезапас.

Вскоре показались мачты, мостики, трубы. К «Туману» приближалась тройка эскадренных миноносцев. Сверкнули вспышки орудийных выстрелов, над «Туманом» провыли снаряды.

«Обстрелян тремя вражескими эсминцами, — радировал лейтенант Шестаков в штаб. — Принимаю бой».

Это была последняя радиограмма с «Тумана»: осколок снаряда перебил антенну.

На каждом фашистском миноносце стояло по пяти 130-миллиметровых орудий, а на «Тумане» — две 45-миллиметровки. Эсминцы имели скорость 36 узлов, а сторожевик — 10. Но «Туман» принял неравный поединок.

Эсминец «Байтцен» попытался подойти к «Туману» на короткую дистанцию, но, получив несколько снарядов — видно было, как взметнулись обломки мостика, — бросился прочь.

На мостике головного фашистского корабля стоял адмирал.

— На траулере, однако, не торопятся спускать флаг, — проворчал он. — Спятили, что ли, — сопротивляться трем новейшим эсминцам!

«Туман» продолжал бой. Не давая фашистам пристреляться, он бросался то вправо, то влево, то стопорил ход, когда снаряды должны были падать по курсу, то давал самый полный, когда грозило накрытие.

Вокруг «Тумана» бушевал огненный смерч. Вдруг сторожевик дрогнул и осел: снаряд попал в палубу, изрешетил ходовой мостик. Командир и комиссар упали. Лейтенант Рыбаков склонился над ними. Убиты…

— Принимаю командование кораблем! — услышали моряки.

И снова ослепительная вспышка, грохот: снаряд снес трубу.

Рыбаков приказал зажечь дымовые шашки. Укрыться в завесе не удалось — сильный, порывистый ветер мгновенно развевал ее.