Диан Дюкре - Забытые

– Я говорю о времени, которое дает право одному-единственному человеку управлять нами всеми. Понимаешь? От одного человека зависит счастье всех – это же безумие! И когда ему в голову приходит мысль о том, чтобы всех уничтожить, вместо того чтобы служить им, мир утопает в огне и крови. Я хотела бы, чтобы время диктаторов наконец закончилось, чтобы закончилось время тех, кто завладевает общественным сознанием, тех, кто развязывает войны. Что нас ждет, если мы отсюда выйдем? Мир, в котором разум покинул правителей, эпоха варваров. Париж на коленях, Рим в земле, а Берлина больше не будет. Всюду – руины.

– Знаешь, а она права.

– Кто?

– Бьянка. Она права… Мы должны снова выступать в кабаре. Иначе мы просто не переживем эту зиму.

10 декабря 1940 года

Моя дорогая печаль, моя дорогая боль,

иногда я думаю о том, что отдалилась от тебя, но после тишины, после лучика света, который исчезает, ты снова появляешься и паришь в танце моего тщеславия. Держа за талию и за руку, ты кружишь меня в вальсе, и я вижу только тебя. Все то, чего я смогла достичь, исчезает, минут счастья, которые я у тебя украла, больше нет. Ты крепче прижимаешь меня к себе. Ты все обо мне знаешь.

Мне нужно два сердца: одно для того, чтобы терпеть тебя, другое – чтобы любить, но, видишь ли, оно у меня только одно, и оно очень устало. Мне бы хотелось, чтобы ты остановился.

– Сделайте макияж как можно ярче, девочки мои! Сегодня вечером у нас праздник.

Бьянка суетится. Рождественским вечером 1940 года в бараке номер двадцать пять артистки «Голубого кабаре» придают своему облику последние штрихи. Они олицетворяют не только три возраста женщины, но и три возраста Европы, ее безумные надежды и великие потрясения. Бьянка – наследница просвещенной знати родом из Пруссии, которой больше не существует. Ева – дочь Веймара, исчезнувшей республики, республики романтиков и путешественников, любующихся облаками. Лиза – дочь инфляции и безработицы, дочь Европы, которая боится евреев, дочь предательства. Сюзанна – это Франция, которая ничего не боится и всегда смеется, даже когда избита и голодна. Она поделилась с подругами бигуди, и теперь у всех артисток кудрявые волосы. Можно даже подумать, что они сестры, так похожи выражения их лиц.

Это будет первое выступление с тех пор, как смерть унесла Сильту, потом Дагмару, с тех пор как исчез Давернь. Теперь у артисток нет костюмов: чтобы почтить память Сильты, они решили выступать в обычной одежде.

– Нам нужно исполнить что-то такое, что могло бы рассказать о нас, – размышляет Ева.

– Но у нас ничего нет! – говорит Лиза.

– Так возьмите мои меха! – предлагает Бьянка.

– Одна шуба на четверых – негусто, – отвечает Сюзанна.

– Моя шуба – негусто? Но это скунс из Америки!

– От того, что ты произносишь это с американским акцентом, ничего не меняется, как был скунс – так скунс и остался, и нечего тут распыляться. Если бы Педро мог, он завалил бы меня скунсами с ног до головы.

– Да нет же, нам нужно придумать звучное название.

– Я знаю! Мы будем « Camping Girls »! [87] – восклицает Сюзанна.

Женщины прыскают от смеха.

– А что, вы же слышали Бьянку, сейчас модно все то, что называется по-английски! «Девушки из лагеря» – это ужасно смешно, ну а « Camping Girls » здорово звучит!

– Малышка права, нам нужно произвести впечатление! Будущее за Америкой!

Глаза Сюзанны, которую поддержала Бьянка, светятся так ярко, что ни у кого не хватает мужества с ней не согласиться. С самого их приезда в лагерь Сюзанна никогда не плакалась. Благодаря ее жизнерадостности подруги по бараку даже в самые трудные моменты продолжали верить в человеческую доброту.

– Если все будет хорошо, после войны мы поедем в Нью-Йорк и будем там выступать… Ева и ее « Camping Girls », – зачарованно повторяет Сюзанна. – Потому что возвращаться на ферму мне уже не хочется… Мы расскажем нашу историю репортерам: как немка, еврейка и француженка победили войну и пересекли Атлантический океан! Нас сфотографируют! И конечно, будут нам аплодировать.

– А что будет с Педро? – поддразнивает ее Ева.

– Он станет нашим импресарио, черт побери!

– Значит, друзья, решено: с этого вечера мы – « Camping Girls »! – заключает Ева.

Кто-то стучит в дверь барака, которая настолько отсырела, что стала похожа на папье-маше. В честь рождественского вечера Эрнесто отпустили. Он бежит к Лизе, бросается ей в ноги и покрывает ее живот поцелуями. Эрнесто безумно любит Лизу. Сколько раз они виделись? Совсем немного. Они говорят на разных языках, поэтому, чтобы хоть как-то общаться, бормочут что-то на плохом французском, разговаривают лишь о самом главном. А то, что остается непонятым, оставляют на волю случая.