Василий Ванюшин - Штурм

— Хорошо. Я сам буду говорить с Берлином.

Кох ушел на узел связи.

«Почему такая перемена, что задумал гаулейтер? Ведь почти никакой уверенности в успехе…» — тревожился Лаш, и, когда Кох, вернувшись, сообщил, что разрешение дано и, поскольку на него, как главу Восточной Пруссии, возложена ответственность за действия войск в Кенигсберге и на полуострове, он немедленно отбывает в Пиллау, чтобы вместе с командующим армией организовать встречный удар, — Лаш чуть не воскликнул: вот оно что! Гаулейтер изволит бежать…

Острый подбородок генерала еще больше вытянулся вперед, и в лице появилось что-то крысиное. Кох заметил его изумление, даже озлобление в быстро мелькнувшем взгляде и подумал:

«Ты сам, подобно крысе, первый хотел бежать отсюда вместе со своим негодным штабом, потерявшим управление войсками. Но ты не уйдешь без моего разрешения».

— Что же вы молчите? — спросил Кох.

— Я удивлен. Днем вы, господин гаулейтер, с большим жаром говорили о Кенигсберге, как о немецком оплоте на востоке, о том, что нам надо вместе драться здесь и выстоять. Теперь же… — и генерал закашлялся от пыли.

— Повторяю, вы были правы, и эта оценка делает вам честь, — ничуть не смутившись, сказал Кох. — Соединить гарнизон Кенигсберга с группой «Земланд» и тем самым усилить Четвертую армию, опирающуюся на Пиллау с морскими коммуникациями, — решение единственно верное. Это ваши слова, и я одобряю их.

— Если с военной точки зрения… — несмело возразил Лаш с тем же воровато-злобным взглядом. — Кенигсберг — столица гау, вы почетный гражданин Кенигсберга, глава области. Здесь люди со всей Восточной Пруссии. Допустим, я выведу гарнизон, но кто ответствен за гражданское население?

— Судьба гражданского населения, — голос Коха звучал с неестественной значительностью, — всего немецкого народа, нашего великого народа зависит от успехов армии. Каждому военному человеку это ясно.

— Да. Но гражданское население прячется в подземных заводах, подвалах домов. А есть категорический приказ… — мстительно намекнул Лаш гаулейтеру, который так ловко ускользает из Кенигсберга.

— Приказ фюрера от девятнадцатого марта об уничтожении всех военных объектов, предприятий промышленности, коммунального хозяйства, материальных запасов, безусловно, должен быть выполнен. Ответственность возложена на военные командные инстанции и гаулейтеров. Послушайте, генерал! — Кох возвысил голос с явственно угрожающей подозрительностью. — Уж не взбрело ли на беду вам в голову, что я намерен уклониться от выполнения приказа фюрера и убегаю отсюда?

— О нет, нет! — поспешно ответил генерал.

Отвернувшись, Кох подсчитывал вслух время, необходимое на перелет в Пиллау и на подготовку войск для контрудара. Лаш видел его длинные рыжие волосы с редкой белой остью.

«Старый лис! Недаром о тебе говорили, как о самом хитром и ловком гаулейтере Германии», — подумал он, решив не возражать больше.

Полезнее было бы направить в Пиллау старшего офицера штаба, а Коху остаться, но гаулейтер не пойдет на это.

С ним лучше не спорить. Эрих Кох пользуется безграничным доверием фюрера. Недавно по предложению гаулейтера был заменен командующий Четвертой армией. Задумает Кох — и генерал окажется в руках гестапо.

— Каждый из нас на порученном посту выполняет свой долг, — произнес Лаш с покорностью, — Давайте обсудим детали предстоящего.

В центре города был аэродром с подземными ангарами.

В вечерних сумерках из-под земли вынырнул самолет-разведчик, за ним — истребитель для сопровождения Коха. Они сразу же стали набирать высоту. Гаулейтер с тревогой смотрел по сторонам. Во время боев в Кенигсберге немецкая авиация была парализована. Советские летчики могли опасаться лишь зениток, истребителям постоянно летать не требовалось. В темноте работали главным образом штурмовики, они с малых высот отыскивали цели в освещенном пожарами городе.

Два немецких самолета, незаметно поднявшиеся, ушли в темное небо. В полной безопасности Кох совершенно уверил себя, что покинул Кенигсберг не из-за боязни встретиться с Паулем Зибертом, не потому, что Кенигсберг превратился в капкан для всех в нем находящихся, а вылетел с хорошо обдуманной целью, для важного дела.

И Лаш, в условленный час заслышав со стороны Земландского полуострова внушительный грохот артподготовки, подумал, что все сделано, пожалуй, как надо, и немедленно приказал открыть огонь из всех орудий и минометов по району Амалиенау, не жалеть последних снарядов: при выходе из окружения тяжелое оружие придется бросить.