Еще четверть часа назад начальник штаба дивизиона капитан Тетерин послал связного к младшему лейтенанту Гуцало, который заменил тяжело раненного командира четвертой батареи лейтенанта Сабешкина. Связной не вернулся, а батарея по-прежнему молчит.
Второго связного — выяснить, в чем же, наконец, дело — десять минут спустя Макеев послал на батарею сам. Пошел один из артиллерийских разведчиков. Перебежками добрался до обочины шоссе, а перескочить на другую сторону не смог: рядом с железным скрежетом шлепнулась на булыжник мина.
Теперь надо было посылать еще одного — время не ждет.
— Давай ты, Гаджаман! — сказал командир дивизиона. — Выручай. Жми в четвертую. Мне больше послать некого… Что надо делать — знаешь…
Красноармеец Арсентий Гаджаман — писарь штаба дивизиона, худенький, на первый взгляд неуклюжий и нерешительный, сказал, как положено, «есть!» и пошел.
Капитан Макеев проводил его взглядом до самой опушки леса на той стороне шоссе, перед Яночкиной горой, и каждый раз, когда ухала мина или тяжко разрывался снаряд, закрывал глаза: неужели и этого? Нет, Гаджаман, казалось, был неуязвим.
На огневой четвертой батареи вся земля была разворочена немецкими снарядами. Накренившись, стояли разбитые орудия. Командиры огневых взводов и большинство орудийных номеров были ранены. Кое-как перевязанные, бойцы лежали наполовину засыпанные землей. Возле кучи стреляных гильз кто-то надрывно стонал…
— Все живые и легко раненные — ко мне! — скатываясь в воронку, сорвавшимся голосом крикнул Гаджаман.
Ему удалось сформировать два неполных расчета. Выкатили на ровные места уцелевшие (тоже — два) орудия, отгоризонтировали, загнали в казенник снаряды.
— Огонь!
Обе пушки выстрелили почти одновременно, и мгновение спустя их осколочные снаряды разорвались в густых цепях немецких автоматчиков, снова пытавшихся окружить командные пункты 85-го стрелдового и 34-го артиллерийского полков.
— Продолжать огонь! — скомандовал Гаджаман. — Я — за снарядами.
Он сумел добраться до пункта боепитания дивизиона, организовал погрузку боеприпасов для пятой и шестой батарей и благополучно вернулся на огневую позицию четвертой.
Около двух часов артиллеристы, командование которыми взял на себя Арсентий Гаджаман, вели огневой бой с пехотой и танками противника. Но немцам на стыке двух батальонов все-таки удалось прорваться к единственному мосту через речонку Усяж — только преодолев ее, они получали шанс раздавить эту батарею, а заодно и НП дивизиона.
— Первому орудию — переправиться на тот берег! — приказал Гаджаман. — Второму — прикрывать!
Потом под прикрытием первого отошло на другой берег Усяжа и второе.
— По мосту, фугасным — огонь!
Немцы остались на противоположном берегу, так и не успев захватить мост. 34-й артиллерийский полк продолжал бить по фашистским танкам прямой наводкой. И несколько скупых цифр — из архивных документов: В течение 26 и 27 июня — пятого и шестого дней Великой Отечественной войны-100-я ордена Ленина стрелковая дивизия артиллерийским огнем, бутылками и флягами с бензином уничтожила 101 (сто один!) фашистский танк, 13 бронемашин, 61 мотоцикл, 23 артиллерийских орудия {18} 18 ЦАМО, ф. 208, оп. 2134, д. 1, л. 188.
.
Противник обходил Сотую с флангов, танковыми ударами тараня оборону ее правых и левых соседей, пробивался в тылы дивизии, к стратегическому шоссе Минск — Москва и к окраинам белорусской столицы. Удерживать позиции на линии Караси — Чертяж — Усборье было теперь и невыгодно тактически, и очень рискованно: оставаясь на этом рубеже, Сотая неминуемо оказалась бы в окружении. Надо было отходить за реку Волма, и утром 28 июня генерал Ермаков принял это нелегкое, но единственно целесообразное решение.
Делегат связи из штаба 2-го стрелкового корпуса нашел Ивана Никитича Руссиянова на командном пункте 85-го стрелкового полка. Добрался он сюда с большим трудом, попал под минометный обстрел, недалеко от совхоза «Первое мая» видел два немецких танка — они дали по нему несколько очередей из пулеметов. Но все обошлось — ни одной царапинки, и мотоцикл целехонек, на ходу, идет, как зверь!
— Разрешите вручить приказ генерала Ермакова?
Командир Сотой взял пакет, надорвал его, вытащил исписанный от руки листок, внимательно разглядел знакомую подпись и дату. Значит — отходить. За реку Волма, на рубеж Волма — Смыки — Остров. Там занять оборону. 151-й корпусной артиллерийский полк по-прежнему остается на усиление дивизии. Справа, на фланге Сотой, займет позиции 161-я стрелковая дивизия. А слева? Слева хуже: этот фланг открыт, вся надежда на то, что сюда в ближайшее время подойдут какие-либо Другие отходящие на восток части или… или резервы из тыла.
Читать дальше