Разбуженный дежурным по штабу подполковник Якимович понял все сам, еще не выслушав его доклада. «Этого надо было ожидать», — с горечью подумал он, спешно перепоясываясь ремнем с портупеей и кобурой ТТ.
— Уточните обстановку, — приказал он. — Я буду у командира дивизии.
Генерал Руссиянов, ночевавший в землянке командира полка, тоже проснулся, и, когда подполковник Якимович прибежал сюда, он уже ждал его, прислушиваясь к звукам, доносившимся с передовой, и поглядывая на часы.
— Товарищ генерал!..
— Догадываюсь, Михаил Викторович, — хмуро кивнул командир дивизии, — догадываюсь, что произошло. Понял сразу, как только начался артобстрел… — В синем свете рассветных сумерек лицо его казалось сильно осунувшимся, бледно-серым. — Идемте на ваш НП.
Если судить по докладам комбатов и по тому, что было видно с наблюдательного пункта командира полка, танки противника вышли в междулесье и кое-где к подножиям высот южнее и западнее Острошицкого Городка. Одновременно с их появлением по позициям стрелковых батальонов ударила немецкая артиллерия и батареи шестиствольных минометов. Надеясь на свое превосходство в танках и пехоте, на мощную поддержку авиации, немцы не утруждали себя новыми тактическими решениями вставшей перед ними задачи. Их замысел был предельно ясен в своей прямолинейности: ударить вдоль Логойского тракта в направлении совхоза «Первое мая» и далее — на Минск, отрезать полки дивизии от их тылов и замкнуть в кольцо. Реальная угроза именно такого течения дальнейших событий была почти стопроцентной: левый сосед 355-го стрелкового полка — 30-й полк 64-й стрелковой дивизии, командир Сотой уже знал это — еще вечером был смят многократно превосходящими силами противника. Полк, понесший огромные потери, не имел приказа оставить свои позиции, и немецкие танки прорвались по телам его павших, стоявших до конца бойцов, захватили деревню Зацень и теперь угрожали через Готище прорваться в направлении Уручья. Если это случится, дивизия окажется в «мешке», отрезанная от тылов и самое главное — от складов боепитания.
— Останьковича! — приказал генерал Руссиянов командиру полка. — Немедленно разыщите Останьковича!
Командира 34-го артиллерийского полка нашли на его наблюдательном пункте.
— Приказываю вам, майор, — не повышая голоса, как говорил он всегда, в любой обстановке, сказал в трубку командир дивизии, — вывести все исправные орудия на прямую наводку. Огонь сосредоточить по танкам, в первую очередь — по танкам! Нам важно не дать прорваться танкам! Вы поняли?
— Я вас понял. Мы сделаем все возможное.
Поочередно сменив огневые позиции и выйдя почти в боевые порядки стрелковых батальонов, батареи двух дивизионов 34-го артполка встретили немецкие танки точным огнем прямой наводкой. Многие расчеты понесли серьезные потери, у некоторых орудий оставалось по одному-два человека, но они продолжали вести огонь. Из полковых тылов были доставлены (из старых запасов) бутылки с бензином, и когда немецким танкам удавалось прорываться к окопам стрелков или обходить их, в них летели «стеклянные гранаты». «Бутылочники» дрались с врагом так же стойко и умело, как и в первый день боя — двадцать шестого июня. Передвигаясь по траншее вдоль позиции своей, пятой, роты, три вражеских танка поджег в этом бою коммунист лейтенант Иона Приходько. Два запылали от метких бросков командира пулеметной роты, тоже коммуниста Петра Насада. Еще один танк поджег находившийся в третьем батальоне замполит полка батальонный комиссар Зыков. Секретарь комсомольского бюро полка Шнейдерман, день назад поджегший «свой» первый танк, на этот раз, находясь тоже в батальоне капитана Коврижко, поджег еще одну немецкую бронированную машину… Фашистские автоматчики, атаковавшие на бронетранспортерах первый батальон полка на подступах к Яночкиной горе, были встречены залповым огнем стрелков. Несколько бронетранспортеров подбили артиллеристы, несколько подожгли «бутылочники». Но обстановка для левого фланга полка — именно здесь были позиции первого батальона — по-прежнему оставалась угрожающей, потому что здесь было ближе всего к шоссе на Минск. Атака врага накатывалась на атаку, и когда стало ясно, что немцы вот-вот ворвутся в окопы стрелковых рот, капитан Александр Максимов принял решение поднимать батальон в контратаку.
Бойцы привыкли видеть его в мирные дни на белом коне, по-чапаевски лихим, отчаянно бесшабашным, неунывающим весельчаком. Сейчас комбат был в каске, в выгоревшей пропотевшей гимнастерке, в испачканных глиной сапогах — в окопах кое-где еще стояла вода от прошедшего ночью дождя. Он первым выбрался из траншеи, взмахнув пистолетом, призывно обернулся к своим бойцам:
Читать дальше