Марк Гроссман - Засада

Они обнялись, постояли немного без слов — и разошлись.

Смолину предстояло пересечь линию фронта по заболоченному кустарнику, в стыке между 30-й и 32-й пехотными дивизиями 16-й армии немцев. Старшина знал из донесений партизан и агентуры, что здесь, в лесах и болотах Северо-Запада, у немцев, как правило, нет сплошной линии фронта. Враг, заняв несколько деревень, готовит их для круговой обороны и превращает в опорные пункты. Все дороги и подступы к ним блокируются.

Части немцев, стоящие и на передовой, и в глубине участков, обычно располагаются в дефиле между озерами и болотами.

Маршрут старшины скрупулезно разработали в дивизии и одобрили в штабе армии. К исходу ночи Смолин должен пересечь болото, оставить за спиной немецкую оборону и подойти к окраине лесной деревеньки. Там, на развилке, он встретится со связным. Партизан, одетый в зимнюю, не по сезону, шапку, передаст ему лошадь с телегой и тотчас исчезнет. Все остальное разведчику придется выполнять самому.

Разумеется, старшина не взял с собой ничего, что могло говорить о его принадлежности к армии — ни карты, ни оружия, ни котелка. Исключение составляли компас и часы. Их, в случае опасности, можно быстро и незаметно выкинуть. Все сведения, необходимые для ходки в тыл, Смолин выучил наизусть.

Участок, с которого разведчик отправлялся в путь, оборонял полк пограничных войск. В установленном месте Смолина встретил помощник начальника штаба. Они обменялись короткими фразами, и пожилой лейтенант с зелеными петлицами на шинели повел старшину к переднему краю.

Они миновали проход в колючей проволоке, медленно прошли минное поле и полосу малозаметных препятствий.

Небо затянули плотные тучи, и ни один луч луны не проникал к земле. Заболоченная равнина была совершенно черна, и двигаться приходилось с чрезвычайной осторожностью, чтобы ничем — ни всплеском, ни кашлем, ни дыханием — не выдать свое присутствие.

Немцы, дежурящие у пулеметов в дерево-земляных огневых точках, палят в ночь при малейшем подозрении, и вероятность попасть под их шальную очередь совсем не исключена. Кроме того, здесь, в, кочкарнике, могла, очутиться разведка противника.

На опушке леса пограничник пожал Смолину руку и растворился во мраке.

До рассвета оставалось не больше часа. Старшина перебрался через заграждения немцев, быстро отполз от них и лег на кочку, мягко осевшую под его телом.

Несколько минут он вслушивался в ночь. Тихо. Ни шороха, ни треска, ни голоса.

Он поднялся и быстрым, легким шагом направился к лесу, черневшему рядом. В небольшом ельничке отдышался, привел в порядок, как мог, мокрую одежду и, уже не сгибаясь, двинулся на север.

Надо было, не мешкая, обойти опорный пункт и всяческие тыловые службы врага, разбросанные у дорог. Шагая чащей, подальше от большака, он не спускал глаз с компаса, ориентируясь по азимуту, заранее определенному на карте в штабе.

Наконец первые солнечные лучи стали проникать сквозь кроны сосен. Смолин присел на пенек, прислушался.

В лесу было тихо, если не считать раннего пения птиц.

Внезапно старшина сдвинул брови и бесшумно лег на землю.

Левее его, впереди, на дороге, послышался ровный глухой шум. Сотни ног в кованых сапогах били в пыльный грунт большака.

«Метров триста до немцев, — подумал Смолин. — А иначе я не услышал бы звука шагов... Куда маршируют? На фронт? В тыл?..»

Разведчик заколебался. Наблюдения за противником здесь, в лесу, не входили в его задачу. Ну, а если к передовой идут крупные подразделения? В конце концов, он ничем не рискует, наблюдая впрок за передвижениями врага.

Пластаясь по траве, заслоняясь деревьями и кустарником, Смолин пополз к дороге. Вскоре уже лежал в густом сосняке, над которым надоедливо звенели комары.

Шум шагов нарастал с севера. Значит, немцы шли на юг, к линии фронта. Сколько их? Род войск? Вооружение?

Дорога, к неудовольствию Смолина, петляла и изгибалась, и старшина понял, что не сумеет увидеть всю колонну целиком.

«Придется засечь ориентир», — подумал он, высматривая дерево, которое могло пригодиться для этой цели. Наконец остановился взглядом на небольшой березе с надломленной, уже пожелтевшей вершиной.

Топот сапог становился все гуще. Вслед за боевым охранением на видимый кусок дороги вышла колонна. Как только ее первый ряд поравнялся с березкой, Смолин взглянул на часы.

Он лежал в кустах, рядом с врагом. Естественная мысль об опасности уступала место немного насмешливому и даже, пожалуй, язвительному чувству превосходства над немцами. Пусть они ходят по его земле, пусть им кажется, что все у них обстоит превосходно, что они завоевали этот лес, и это болото, и этот край, но все это им только кажется, ибо Россия видела и не такие беды и всегда оставалась Россией. И он, Смолин, один из тех миллионов советских людей, которые не сегодня — так завтра, но все равно неизбежно сломят, перемелют, развеют в прах вот этих самодовольных, прущих вперед завоевателей.