Игорь Неверли - Парень из Сальских степей

Тут меня не найдут, разве только с собакой… Ну что ж, тогда постараюсь отдать свою жизнь подороже.

Того, что происходило в усадьбе потом, я уже, конечно, не видел и могу тебе рассказать об этом только со слов героев этой истории.

Отряд из тридцати восьми человек (если их только можно назвать людьми), посланный на трех машинах против Дуд, входил в формирования СС, главное командование которыми осуществлял гауптштурмфюрер Книдль. Отряд состоял из украинцев и русских, выуженных в разных лагерях, из румынских немцев, из разного сброда с прибалтийского побережья и прочих выродков, используемых на самой грязной работе. Командовал ими обершарфюрер Кунц, бывший польский капрал, бежавший из Быдгоща за год до начала войны; приземистый, коротконогий, грудь колесом, глаза рыбьи, огненный чуб и пробор по ниточке.

Оставив в дудинской школе группу в двадцать три молодца с черепами на фуражках, Кунц с отрядом из пятнадцати рядовых лично занял усадьбу Гжеляковой.

Они все перетряхивали кругом, искали, шарили и ничего не нашли.

— Там, наверху, — крикнул Кунц, — сегодня кто-то брился! Кто там живет?

— Мой работник, — отвечала Гжелякова.

— Где он?

— На ярмарке.

Он подъезжал к ней и с кнутом и с пряником, да где уж там! Божится баба, на долю вдовью напирает, на невиновность свою.

Тогда он взялся за ребят.

Иська была достаточно умна, чтобы оценить «доброту» эсэсовцев. Моя одиннадцатилетняя любимица знала, как ей надо вести себя.

Но Вацуся, четырехлетнего бутуза, подкупила шоколадка и игра в прятки.

— А я так спрячусь, — заявил он в конце концов, — что вы меня ни за что не найдете!

— А где же ты спрячешься, Вацусь?

— Где дядя!

— А где дядя прячется?

— Не скажу, — поддразнивал он немца, хитро прищурив глазенки. — Не скажу… Я-то знаю где, а вы нет, ага!

— Скажи, Вацусь, скажи. Мы дяде тоже шоколадку дадим!

И Кунц угощал и уговаривал его так до тех пор, пока Вацусь не показал «бункер»: однажды утром он видел, как я поднимал крышку сиденья и выходил наверх.

— Кабы я тогда могла, — рассказывала потом с плачем Иська, — я бы Вацуся задушила!

Но дело было сделано…

Эсэсовцы развалили всю уборную. Что они нашли под правым сиденьем — известно. Зато под левым, они увидели выложенный камнем ход в глубокий подвал.

Они нерешительно поглядывали на узкие ступеньки. Никто не хотел идти первым. А ну-ка там партизаны?

— Бобаков! — закричал Кунц, вытаскивая пистолет. — Прыгай, или…

Бобаков, костлявый, высокий и угрюмый, шагнул вперед, взглянул исподлобья на револьвер Кунца, потом на черную пасть подвала.

— Эх, помирать, так с музыкой! — молодецки гаркнул он, напялив шлем до самого шрама на перебитом носу, и, бросив гранату, прыгнул с автоматом вслед за ней.

Они стерегли подвал, как барсучью яму. Однако никаких отголосков борьбы оттуда не было слышно.

— Обер! — крикнул наконец Бобаков, освещая фонариком пустое убежище. — Идите сюда, господин обер!

Там стоял пятиламповый приемник «филиппс» с двухвольтным аккумулятором и тремя запасными анодными батареями, еще не опробованная ракетница работы и изобретения Малиновского и ротатор с заглавным листом «Крестьянской воли», первый номер которой редактировал Станиш.

Кунц посмотрел и протяжно свистнул: за такой складик можно не только усадьбу, но и все Дуды сжечь дотла!

Из мутной водицы догадок Кунц выбрался на твердый грунт вещественных улик. Пусть-ка прекрасная вдовушка попробует ему теперь объяснить, как это все произошло? Как она могла не заметить, что у нее во дворе соорудили целый склад?

В той самой комнатке за перегородкой, где я обычно принимал больных, у стола с черными свечами и зеленой подушечкой, Кунц начал допрос Гжеляковой.

Иська в это время была во дворе. Кунц, осененный удачей с Вацусем, велел двум румынским фрицам следить за девчонкой. Пусть делает что хочет, а они пусть следят издалека, не выдаст ли она себя чем, не наведет ли на новый след. Из усадьбы ее, однако, выпускать нельзя. Вздумает бежать — пристрелить!

Вымыла Иьска у колодца заплаканное лицо, утерлась рукавом, глянула исподтишка вокруг: один фриц следил за ней от овина, другой из-за плетня.

В задумчивости она уселась на перекладине стремянки возле дома и стала болтать ногами. Вдруг что-то вспомнив, она пошарила в кармашке и, далеко отшвырнув кусок мятой газеты, медленно зашагала по двору. Сторожа были уже возле бумажки, развернули ее, осмотрели со всех сторон.