Василий Алексеев - Россия солдатская

— А ну, построиться!

Вновь прибывшие повиновались.

— А ну, снять гимнастерки и рубашки!

Голос у сержанта был бодрый, а в тоне чувствовались задор и юмор. Сержант пошел вдоль ряда осматривая ворота и швы вывернутых наизнанку рубах. Тем, у кого оказались вши, сержант движением толстого пальца приказывал отходить в сторону.

— У меня порядочек и чистота. Завел вшей выводи! приговаривал сержант.

— А как же их выводить, товарищ сержант? — спросил один из красноармейцев.

— Как выводить? — круглая, кирпично-красная физиономия сержанта стала язвительной. — А утюжком, горячим утюжком по швам. У меня утюжок для этого припасен, вон там, в кухне, — сержант кивнул в сторону входа.

Действительно, в кухне бывшего общежития уцелел стол и большой утюг. Григорий вскоре убедился в мудрой предусмотрительности сержанта: глажение грязного провшивленного белья раскаленным утюгом давало блестящие результаты. Приняв таким образом необходимые санитарные меры, заботливый командир повел своих подчиненных за барак в сосновый лес и, не теряя времени, приступил к обучению приемам штыкового боя.

— А ну, становись в круг! — зазвенел его голос. Небось винтовку и в руках-то держать не умеете? — заплывшие жиром глаза сержанта снисходительно сощурились. — Вот глядите, как на Дальнем Востоке обучают…

Крепкая фигура задвигалась, то делая выпад вперед, то отступая назад, то отбивая штык воображаемого противника. Григорий посмотрел на лица красноармейцев. Напротив стояло несколько татар, очень похожих на того татарина, которого он тащил, когда был ранен. Упражнения сержанта не производили на них никакого впечатления. Рядом с татарами стоял маленький худой еврей с глазами, полными мировой скорби. Рядом с евреем — высокий худой парень, похожий на рабочего с полуседой щетиной на давно небритом лице и странным выражением напряженных диких глаз. Было совершенно очевидно, что никто не смотрит на упражнения командира, но сержант не замечал равнодушия аудитории: то ли он был лишен способности улавливать настроение окружающих, то ли настолько их презирал за полное невежество в военном деле, что даже не требовал должного отношения к своему искусству. Кончив цикл штыковых упражнений, сержант протянул винтовку одному из татар и скомандовал:

— А ну-ка, повтори!

Татарин покорно взял винтовку и беспомощно держал ее перед собой, не зная что делать.

— Эх ты, вояка! — покачал головой сержант, передавая винтовку маленькому еврею.

Еврей сделал выпад, с раздражением тыча штыком в воздух.

— Не так! — сержант отобрал винтовку у еврея. — Вот глядите как! — сержант сделал выпад и самоуверенно посмотрел на татарина и еврея. — Ну-ка, попробуй! — передал он винтовку Григорию.

В Григории заговорило спортивное чувство, кроме того, не хотелось притворяться и он повторил ряд несложных упражнений, показанных сержантом. На лице сержанта изобразилось искреннее удивление.

— Может, право может! — воскликнул он озадаченно. — Понимает! А вы чего стоите, как обалдуи? — цыкнул сержант на равнодушную аудиторию. — А ну, снова все по очереди!

Обучение штыковому бою продолжалось до обеда. К обеду в казарме собрался весь взвод, включая тех, кто утром уходили на занятия в поле. Больше половины бойцов были одеты в валенки, двигаясь по казарме, они смачно хлюпали. На полу образовались лужи.

Обедали в столовой и суп опять выдавали в одном котелке на двух человек. Григорию пришлось сесть с одним из татар. Это был пожилой человек, уроженец Казани. Как и Григорий, татарин уже побывал на фронте и был ранен. В свое время он прошел нормальное военное обучение. Григорию стало ясным, что неумение обращаться с винтовкой было не неумением, а нежеланием. Ел татарин опрятно и строго следил за тем, чтобы не съесть больше Григория. Суп был жидкий и Григорий встал из-за стола голодный.

— А ну, новенькие, выходи на улицу строиться — скомандовал сержант, когда Григорий хотел лечь поспать на постеленных на полу телогрейке и шинели. — Все личные вещи брать с собой, — добавил сержант.

Вновь прибывших построили на дворе в две шеренги лицом друг к другу и заставили развязать вещевые мешки. Несколько сержантов пошли по рядам, отбирая «лишние» и гражданские вещи. За сержантами шел старшина, внимательно осматривая каждую отобранную вещь. Между двумя шеренгами росла куча телогреек, ватных штанов и всякого барахла. Около кучи стояла растрепанная женщина с ребенком на руках и рылась в солдатском барахле, отбирая вещи гражданского образца от военных. Как потом узнал Григорий, это была жена старшины, жившая почему-то при части. Увидя синюю телогрейку Григория, старшина остановился и скомандовал: