Василий Алексеев - Россия солдатская

— Ишь, ряжки разъели, — пробурчал один из выздоровевших. — Их бы прохвостов на передовую…

Но «прохвосты» на передовую не собирались и чувствовали себя весьма уверенно, зато будущее пополнение выглядело мрачно. Среди солдат преобладал средний возраст. Григорий занял место на нарах, в середине зала, и стал ждать, что будет дальше. Часов в одиннадцать сержанты разбудили спящих и объявили, что придет политрук проводить беседу. В комнату вошел молоденький офицерик в новой, хорошо сшитой форме, худенький, гладко выбритый и очень самоуверенный. Офицерик стал посреди казармы, сдвинул фуражку на нос и заговорил громко, четко, не глядя на слушателей. Беседа сводилась к изложению содержания военной сводки, прочитанной Григорием еще в поезде и закончилась категорическим утверждением, что «враг будет разбит и победа будет за нами». Звук собственного голоса поглощал все внимание политрука. Кончив, он спросил:

— Есть ли вопросы?

Вопросов не было. Офицерик повернулся и торжественно проследовал к выходу, сопровождаемый двумя сержантами.

Сколько презрения к солдатам у некоторых представителей нового поколения! — подумал Григорий. — Отцы кичились пролетарским происхождением, а дети разыгрывают из себя новую аристократию.

На обед дали жидкий суп: котелок на двоих. У большинства не было собственных котелков и поэтому они ели в столовой по двое из одного котелка. После обеда всех солдат выгнали во двор на уборку мусора. Вечером дали опять по полкотелка супа. Никаких военных занятий не было.

Спал Григорий плохо на телогрейке, подаренной Марией Самойловной, а утром поймал на шее первую вошь.

Прошло три дня. Неосторожно повернувшись, Григорий сковырнул корочку, образовавшуюся на шве раны. Рана начала кровоточить. Санитар занимал крошечную комнатку около входа в бывший цех. Он равнодушно перевязал Григория и ничего не сказал. Григорий тоже ничего не сказал. Отправка в часть с кровоточащими ранами была делом обыденным.

Григорий сидел в поле на пригорке и грелся на солнце. Расторопные сержанты согнали сюда около трети населения импровизированных казарм. Предстояла отправка в какую-то часть, по видимому, пока еще не на фронт.

Григорий, впавший было в состояние апатии после госпиталя, стал постепенно приобретать обычную любознательность. Теперь он уже некоторое время присматривался к странной паре, шнырявшей между группами красноармейцев, расположившихся на сухом песчаном пригорке. Пожилой солдат самого обыкновенного вида и совсем молодой, очень красивый брюнет с живым интеллигентным лицом и хорошей военной выправкой все время затевали какие-то разговоры. Григорий встал и подошел сзади к странной паре в тот момент, когда она только что втесалась в новую кучку солдат.

— Ну как, друзья, опять на фронт? — начал пожилой солдат.

Солдаты ничего не ответили и насупились.

— Летом немцы двинут, как в 41-ом году, — подхватил молодой солдат.

Мысль была обычная, но тон задорного молодого голоса резал слух.

— Может и двинут, — сказал один из солдат, сплюнул «бычок» на землю, растоптал его сапогом и отошел в сторону.

Водворилось молчание.

Что это — переодетый офицер НКВД или немецкий шпион? — подумал Григорий и тоже хотел отойти, но молодой человек в это время улыбнулся. Улыбка понравилась Григорию и он спросил:

— Вы думаете, что Гитлер оправится после зимнего поражения?

Глаза молодого человека загорелись, к лицу прилила краска.

— И оправляться не придется! — молодой солдат смело посмотрел на Григория.

Тон опять был необычный: чересчур откровенный даже для военного времени и солдатской среды. Григорий так и не решил вопроса: диверсант это или провокатор, потому что появились представители частей и началась перекличка. Странного молодого человека вызвали одним из первых и больше Григорий его не видел. Часто думая об этом эпизоде, Григорий склонялся к тому, что молодой человек все-таки был немецким разведчиком.

С большой группой бывших раненых Григорий попал в часть, подготовлявшую формирование маршевых рот. Новая часть была расположена в центре дачного поселка, в бывшем рабочем общежитии. Подойдя в строю к одноэтажным белым баракам, Григорий прежде всего увидел непролазную грязь между бараками. По грязи, как сонные мухи, бродили красноармейцы в валенках. Вновь прибывших развели по баракам. В бараках не было даже нар. Вдоль стен лежали вещевые мешки и скудный солдатский скарб. В углу комнаты, в которую попал Григорий, стояла погнутая железная кровать, на которой, как потом оказалось, спал сержант-командир взвода. Не успели вновь прибывшие разместиться по свободным местам вдоль стен, как появился их новый начальник. Судя по цвету лица и носа, сержант был не дурак выпить. Войдя, он взглянул исподлобья на прибывших и зычно крикнул: