Павел Ермаков - Все. что могли

— Старый знакомый, — сказал Ильин спокойно, а сердце сдавило, в висках застучало.

Микола Яровой резанул по нему взглядом, полным злобы, отвернулся, процедил:

— Положил я… на твое знакомство.

— Пришла пора полной мерой отвечать за все, что ты натворил здесь вместе со своим хозяином, немецким офицером Богайцом.

Яровой дернулся, стул жалобно скрипнул, веревка натянулась, шея бандита вздулась буграми.

— Руки коротки — взять Богайца. Сам раньше попадешь к нему. Он тебе кровь пустит. И бабе твоей…

— Повторяю, твоя песня спета, недолго «пропоет» и Богаец, — Ильин подошел к окну, отдернул занавески. На дворе развиднелось. — Гляди, вот тут стоял сарай, в котором вы истязали, а потом сожгли безвинных женщин и детей. Они и сейчас смотрят на тебя из огня. Не отворачивай рожи, не отводи глаза, негодяй!

Яровой обмяк на стуле.

Кончился день, один из тех, когда случались происшествия. Сегодняшнее и недавнее на железной дороге, по сравнению с другими, имели тяжкие последствия. Что особенно тревожило Ильина, шли они по нарастающей, банды били по самым больным местам. Словно кто-то наводил их туда, где удар оказывался неожиданным. Ильин объяснял это и тем, что участок пограничного отряда был прифронтовым тылом. Фронт хотя и проходил по территории Польши, отодвинулся от границы не столь далеко, чтобы не ощущалось его непосредственное влияние. Очевидно, десант, выброшенный на железную дорогу, и нападение на сыродельный завод были не последними.

Потому Ильин установил, чтобы каждую ночь кто-то из командования пограничного отряда находился в штабе, как на боевом дежурстве. Сегодня он остался сам. В кабинете поставлена кровать, можно прилечь, отдохнуть, если позволит обстановка. Взвода маневренной группы, его главного резерва, поочередно спят не раздеваясь, в готовности к немедленным действиям.

День кончился, заботы остались. Только что доложили: уходившая в сторону границы банда зажата в лесу, уничтожена. Правда, захватили не всех бандитов, часть из них просочилась и ушла как вода в песок. К сожалению, у пограничников тоже есть потери. Многие молодые солдаты еще не изучили бандитскую тактику «войны из-за угла». Не на фронте, мол, и Ильин нередко подписывает «похоронки».

Скоро привезут задержанных бандитов, с ними надо разбираться, кто и что натворил.

Вошел дежурный, сказал, что к нему просится армейский офицер. Следом в дверях появился высокий, плечистый капитан в полевых погонах. Горошкин… Вася Горошкин. С первого взгляда увидел, заматерел он на фронтовых ветрах, стала кряжистей фигура, острей взгляд.

Упорхнули куда-то нескончаемые тревожные, неразрешимые вопросы, которыми донимал себя в одиночестве Ильин.

— Вася, я ждал тебя, — он быстро поднялся, предупредил официальный доклад, обнял. — Здравствуй, дорогой мой человек.

Дежурный подивился, насколько был смущенно-счастлив начальник отряда, обычно сосредоточенный, суровый, а иногда и непреклонно крутой. Между ним и пришедшим капитаном пошел торопливый, как бывает при нечаянных встречах, разговор из вопросов-ответов, и, чтобы не мешать, дежурный удалился.

Больше всего интересовал Ильина его полк: где он, что с ним, как воюет, кто им командует, помнят ли бывшего начальника штаба. Музыкой звучали слова Горошкина, что полк воюет хорошо, командир дивизии генерал Стогов им доволен, Ильина там не забыли, и в подтверждение куча приветов от того-то и от того-то. Вместе с Васей погоревали о погибших за год без Ильина. Война перемалывала людей, не щадила никого. Ни трусов, ни героев, ни посредственных, ни талантливых. Но гибель последних Ильину всегда казалась более ощутимой. На них надеялись, с ними спокойней было в бою, о них говорили: вырастут в хороших командиров, кончится война, на «гражданке» станут заметными людьми. Теперь уже не вырастут, не станут.

Долго молчал Ильин, вспоминая каждого, о ком говорил Горошкин. Потом спросил:

— Признайся, Вася, с охотой сюда поехал, или только выполнял приказ?

Капитан пожал плечами, улыбнулся, ответил со свойственной ему прямотой.

— Таиться-скрывать не стану, Андрей Максимович. Сперва обрадовался, потому что к вам. Да еще в те места, где мы с вами до войны служили — горе мыкали. После задумался. Генерал Стогов не гнал-не приказывал. Покумекай, разведчик, прежде чем решиться. Война-то к закату идет, хотелось довоевать. Полк наш на центральном направлении, может, до Берлина пришлось бы топать, — Горошкин смолк, с минуту сидел, сцепив жесткие, тяжелые ладони над столом. Ильин не торопил, наверное, он и сам тоже не сразу бы определился, доведись ему принять решение. Вздохнув, Горошкин продолжал: — Пограничная служба тоже к себе звала-тянула. Кто с нею породнился, вовек не забудет. Настроился ехать. Размышлял: война оттуда ушла, а почему там люди продолжают гибнуть. Поеду, подмогну в службе Андрею Максимовичу. Так думаю-полагаю, нелегкая вам ноша досталась. Подставлю и свое плечо.