Богдан Сушинский - Плацдарм непокоренных

Андрей слышал, как, шурша каменным крошевом, Розданов медленно возвращается к щели.

«Какая удача, что Хомутов заманил меня сюда, — подумал он. — Ведь так никогда и не встретились бы. Неужели действительно всем этим скоротечным балом жизни правит некая Судьба?»

— Неужто и в самом деле вы, лейтенант?! Изумлению моему нет пределов.

— Вообще-то я должен изумляться куда больше, нежели вы. Стрелялись-то вы, поручик, в моем присутствии.

— До сих пор не могу простить себе этого выстрела, лейтенант, пардон, капитан. Слово офицера. Нет, я не играл, не юлил. Будь я проклят. Стрелял в сердце. Но пуля вошла куда-то в предплечье и в спину. А эти провинциальные мерзавцы… вы ведь видели: из камеры меня выволокли, как мертвеца. Это фельдшер… фельдшер все понял, сообразил. И немцам, святая душа, сказал не сразу, а велел оттащить меня в санитарный блок. Я стрелялся, будь я проклят! Однако эти провинциальные мерзавцы…

— Верю, поручик, верю. Всякое в этом мире бывает. Судьба, одним словом. Подползайте поближе. Трудно выкрикивать каждое слово. — И, подождав, пока Розданов приблизится вплотную, спросил: — Если я верно понял, вас разжаловали и отправили на фронт, рядовым?

— Вроде бы еще не на фронт. Но все остальное — верно. Стрелять не будете?

— Слово чести офицера.

— Бросьте, лейтенант, у красноармейцев его никогда не существовало — «слова чести офицера», как и самих офицеров, — простуженно прохрипел Розданов.

— Неудачное время мы выбрали для такой полемики.

— Не полемики, а констатации, — проворчал поручик. И все же поднялся, присел на камень у самой щели.

— Так служите вы сейчас в полиции?

— В некоем охранном батальоне. Сегодня вот нас перебросили сюда, «выкуривать и добивать русских крыс», как гласил приказ, изданный этими провинциальными германскими мерзавцами.

— Похоже, что и вы их уже невзлюбили.

Беркут услышал запах сигаретного дыма и понял, что поручик закурил.

— И никогда не любил. Кстати, немцы уже знают, что русскими командует капитан Беркут. Я слышал вашу фамилию.

— Почему же тогда разыгрывали удивление?

— Было сказано «капитан». А со мной сидел лейтенант, которого к тому же давно расстреляли.

— Пытались расстрелять. Ваши же провинциальные мерзавцы.

— Никак знакомого встретили? — несмело тронул Андрея за рукав приумолкнувший было Хомутов.

— Еще какого… знакомого! — вполголоса ответил капитан. — Потерпи пока, ефрейтор.

— Кто бы мог предсказать нам такую встречу, а, лейтенант? Пардон, капитан, — вновь заговорил Розданов. — Неужто в самом деле в чине повысили?

— Оказывается, в то время, когда вы стрелялись, а меня расстреливали, я уже был старшим лейтенантом. Только забыли объявить об этом на офицерском собрании.

— Ясно. В любом случае рад за вас.

— О, да! Еще немного, и с удовольствием рванули бы меня гранатой.

— Что поделаешь, война. А вокруг нас — это дикое скопище провинциальных мерзавцев!… — воскликнул Розданов, вкладывая в этот возглас все, что только можно было высказать по этому поводу. — Вы-то как бежали?

— С эшелона. Сначала выбрался из ямы с мертвецами, затем — из эшелона. Тоже есть что вспомнить, поручик.

— Все еще называете меня «поручиком», — хмыкнул Розданов.

— Естественно. В душе вы остались поручиком Белой гвардии, — Беркут услышал, что в их укрытие спускается кто-то из своих, но, решив, что это, очевидно, лейтенант Кремнев, отвлекаться на него не стал. — И потом, не германцы вас этим чином наделяли, и не им отнимать.

— Благодарю, это по-офицерски. Знаете, все германцы в сути своей — провинциальные мерзавцы… Как и полицаи. Вы, наверняка, слышали, как некоторые из них обращаются ко мне.

— Уж наслышан.

— Похоже, вы — единственный, кто еще помнит здесь, что я офицер. Для меня это… сами понимаете. Забыл спросить: коль вы уже капитан — значит, побывали по ту сторону фронта?

— Чуть-чуть не дошел. По рации повысили.

— И не торопитесь туда. Эти провинциальные мерзавцы коммунисты могут произвести вас хоть в майоры, а хоть в полковники, но затем неминуемо арестуют и тут же хлопнут. Как агента абвера, завербованного в тылу врага.

Тем временем в пещере появился еще кто-то третий.

Беркут слышал, как, уже окончательно успокоившись, Хомутов перешептывался с ним. Однако сейчас его все еще целиком занимал разговор с Роздановым. Вот уж действительно невероятная встреча! Такую может преподнести только война.

— А что же ваш друг Рашковский? — поинтересовался он, чтобы как-то продолжить беседу. — Странно, что он выпустил вас из рук.