Василий Добрынин - Последняя мировая... Книга 1

Дав пальцем команду капо приблизиться, офицер без жестов, сквозь зубы, высказал резюме. Он не показывал, просто при этом смотрел на того, у лифтов, зондера; и — на Мирку.

Вся свита, и с ними капо, покинули зал, и казалось, что память об этом визите, недолго витать будет в жарком воздухе зала. Но вернулся, минут через пять, автоматчик, и, грубо хлопнув в плечо способного стоя спать зондера, показал автоматом на выход. Все, и не только Мирка, поняли, что больше не видеть этого человека…

— Ты сегодня отдал своего, — сказал Мирка, — вместо меня…

— Да, — подтвердил капо.

Мирка не торопился спросить, почему? но ждал.

— Думаешь, — затянув паузу, сказал, наконец, капо, — я в два слова это могу говорить? Не совсем знаю русский…

«Согласен», — подумал Мирка, — Хорошо. Тебе не нужна его жизнь? — спросил он, — А зачем моя? — и решил: «Не скажет капо! Не все сказать можно».

— Это не я. Его уже не было, Юдки… Я тебе, Мирка, скажу, потому, что много думал. Евреев больше в Европе нет. Они будут только у вас, и в Америке. Поздно, потом, кто живой — благодарны вам. — Он говорил чуть путано, подбирая слова, — Благодарны! Освенцим… — смотрел он на Мирку усталым взглядом, — Тебе думать больно: ты здесь, но он — не для вас! Освенцим — он только убить евреев! Только за этим! Вы все — попутно. Вручную убить весь народ, невозможно! Поэтому газ, крематорий, Мирка! А Юдка, — сегодня, вчера, — был все равно не живой.

— Он был живой. И ушел бы я, — он и сейчас был бы жив!

Капо покачал головой:

— Тебе, Мирка, глаз говорит, а не ум! Все евреи — зондеры — да? И живем мы отдельно — так. И кормят, — он показал на горло, — так же! Что, ты думал СС — гуманный? Нет, он, как еврей, практичный. Как они говорят? «Не надолго — они говорят евреям по всей Европе — вы поработать в Польше. Берите с собой, что хотите нужным!» И люди, что могут, лучшее, Мирка, берут с собой. Здесь, на перроне — у них уже ничего! Их богатство и вещи — собственность Рейха. И даже их зубы — ты видел; волосы. Все! Только свои могут так, как ты видел, спокойно и много — отправить на смерть. СС хватит сил, их столько загнать на смерть? А нам верят: не умирать идут — мыться… Мирка, все, — я оставь — иди…

На открытых работах, дважды, наземные цели Освенцима атаковали русские штурмовики. На бреющем, звеньями-тройками, точно такими, как видел их Мирка, только с крестами, тогда, в сорок первом, — шли теперь краснозвездные. И возвращаясь, ловили в прицелы охранников в форме СС. «Шайден! Шайден! — кивали немцы на бесполезные автоматы, и говорили, — Гитлер капут!».

Они сами, не дожидаясь русских, взорвали все крематории. Они собирали остатки, и гнали способных двигаться узников, в свой фатерланд — на запад. В колонну-конвой попадали все, кто попал под руку. С уходом такого конвоя, Мирка утратил друга. Ваня был либо убит, либо попал в конвой, отправляемый в тыл, на запад.

Из авиапушки прошедшего над Освенцимом штурмовика, были убиты многие, кто был в форме, и был убит Der Аlteren Мирки. И снарядами, пролетевшими сквозь него, был разрушен барак. Неприкаянный Мирка, зимой, в январе, с 25 не 26-е, искал прибежище. Он скрылся в полуподвале, который знал еще со времен малярства — под медицинским блоком.

От звуков войны он пришел в себя. Жаркий воздух метался вверху — он угадывал это. Просто угадывал — быть там, подняться наверх в Мирке не было сил. Билась, покорно дрожала земля. Плита перекрытия лопнула и надломилась над головой. Обильно, по стенам, на пол, струилась оттуда кровь.

В полуподвале, — увидел Мирка, — было, кроме него, два узника. «Подойду…» — решил он, и уперся руками, чтобы поднять, оттолкнуть себя от опоры. И, неловко качнув головой, отошел в пустоту.

Он пришел в себя, когда было тихо. Война отзвучала. Покой привел в чувство. Влага, по косточки первого от стопы сустава, захолодила ноги. Было светло, и увидел, Мирка что эти двое — девушки. Гологоловые, истощенные, с красным винкелем на «полосатках». А еще он увидел, что влага, захолодившая ноги — не влага, а кровь! Она капала вниз, до сих пор, из разлома над головой, — как с бортов того самого, брошенного грузовика. Белесые ступни, и кисти рук — видел Мирка, — застыли в широкой щели разлома. Когда удалось ему скрыться, немцы рыскали и добивали всех, кого не могли увести в свой тыл. И они, — понял он, ликвидировали медицинский блок, — кого увести с собой можно из медицинского блока Освенцима?!