Василий Добрынин - Последняя мировая... Книга 1

Однажды увидел Мирка Гельмута в своем блоке. Оба Дlteren, наверное, были знакомы. И могли — неужели?! — говорить о Мирке…

После аппеля утром, законный нынешний Дlteren, оставил перед собой, стал рассматривать Мирку, щупать мышцы и хмурить лоб.

— Der schlechte Arbeiter!* (*Плохой работник!) — сказал он.

Мирка угодил в этот день в зондеркоманду крематория II. Оказался под трубами, которые, как обыкновенный ужас, привык видеть издали каждый день. Подземный, с немецкой рациональностью спроектированный объект, очень похожий на баню. Но, кажется, немцы старались его не использовать в этих целях: «Циклон Б» недостаточно эффективно работал потом, во влажной среде.

Вся команда, — увидел Мирка, — носила на месте винкелей желтые звезды Давида. Миркин, да еще красный винкель их удивил.

— А ты что, из русских евреев? — по-русски спросил капо — старший зондеркоманды.

— Нет.

— А как звать?

— Мирка.

— Мирка? Ты под еврея косишь?

— Нет. Это значит Мирон.

— Ну, работай, скучать не будешь…

Автоматчики ввели в зал большую группу людей, человек пятьсот, или более, не по лагерному одетых. Только дети и женщины — видел Мирка. Команда привычно, едва ли не дружески, их встречала. Разговаривали. В прибывших — понял Мирка, большинство, или все, были евреями. А евреи Освенцима знали едва ли ни все языки Европы. Зондеры объясняли, что надо помыться, пройти дезинфекцию. Женщинам было неловко — весь персонал — мужчины. Потупив глаза, покорно, стали снимать одежды. Мужчины сновали среди голых женщин, советуя тщательно складывать снятое, чтобы быстро найти потом, по окончании дезинфекции. Где-то слышался плач, не выдерживал кто-то и начинал причитать навзрыд. Зондеры быстро таких выводили, толкая и успокаивая скороговоркой. К эсэсовцу подошла женщина с мокрым от слез лицом, стала тихо о чем-то просить по-немецки. К ней прижималась девочка, лет шести, растерянная, голенькая, как и мама. Эсэсовец-офицер, выслушал. Добродушно похлопал рукой в перчатке женщину по плечу, нагнулся, взял на руки девочку. Успокоил, приободрил ее, и с ней на руках, с мамой рядом, они пошли в зал душевой. Там офицер опустил девочку на пол, шутливо, легонько шлепнул пониже спинки, сказал что-то маме, и вышел. Девочка прижалась к ногам мамы, и обе они еще долго смотрели во след.

— Пожалуйста. Все. Побыстрее, пожалуйста! — приглашали зондеры, распахнув двери в пустой и просторный зал душевой.

И шли первыми, помогая вести детей. Потом выходили зондеры, закрывались массивные двери. В опустевший зал раздевалки вводили мужчин из того же, наверное, эшелона. Все повторялось. Снова были такие, кто впадал в панику. Снова так же со скороговоркой и быстро, их выводили — не важно, в одежде, или же без. Где-то в другом месте, кто-то должен был успокоить их всех. Никого силой в мойку не гнали.

Одежда сложена. Все. Толпа голых мужчин удивленно входила в зал, где уже были голые женщины.

Быстрая строчка шагов простучала, захлопнулась дверь. Der Дlteren бежал в укрытие! Во время налета, хозяева и прихлебатели, как разные птицы, похоже, могут сойтись на одном насесте. Только для узников в лагере нет укрытий. Только стены, проклятые и ненадежные их спасают.

Не зря потихоньку сбежал Der Дlteren: в высоте рокотали моторы. Дlteren услышал их вовремя — тоже не спал, думал, как Мирка, о небе. Только теперь Мирка думал о нем с благодарностью. «Только б не мимо! — взмолился он, — Только бы!...».

Башмаки деревянные, Мирка спрятал подмышкой.

— Ваня! — позвал он, — Вань!

В лагерь падали первые бомбы.

— Со мной, Ваня. Давай со мной! — звал Мирка.

Две планки сухих и легких, от душевой решетки, подняли, как столбики, тяжелую нить колючки. Небо слышало Мирку: падали в лагерь бомбы.

— Мирка, убьет нас! — усомнился Ваня. — Она же под током…

Нижний шлейф — показал он, — шел по самой земле. И Мирка прижал его, поднимая планками верхний — под которым нужно было теперь проползти, не попав под удар тока.

— Нет, — сказал Мирка, и первым лег, прямо на эту, нижнюю проволоку. Он догадался, что нижний шлейф не под током — замкнуло давно бы на землю. Она лишь затем, чтоб горячий ум удержать от соблазна подкопа. Под тонкий, едва различимый треск электричества, Мирка выполз наружу.