Евгений Авдиенко - Последние солдаты империи

Начальник немецкой разведки генерал фон Берг тоже был против выделения русскому денег. Но совсем по другим причинам. С марта месяца, после того как Парвус впервые появился в Берлине, агенты Берга по крупицам собирали информацию о жизни и деятельности этого новоявленного рыцаря пера и шпаги; те сведения, которые в этот момент лежали в желтой папке у Берга и которые он по целому ряду причин не решился показать кайзеру, говорили о том, что союз Германии и русских революционеров является крайне неустойчивым и зыбким. Парвус, хотя и имеет вес и влияние на социал-демократов и меньшевиков, в последнее время умудрился растерять былое доверие. Этому в немалой степени способствовала скандальная история с пьесой пролетарского писателя Пешкова, более известного под псевдонимом Максим Горький.

В 1907 году Гельфанд-Парвус, сбежавший в Германию после неудачной революции 1905 года, получил от партии русских социал-демократов эксклюзивные права на сборы от постановки пьесы Максима Горького «На дне», с условием, что 20 % идут автору, а остальные, за минусом небольшой комиссии самого Парвуса, должны быть в обязательном порядке переданы в партийную кассу. После полугодового триумфа по Европе (в одной только Германии пьеса «На дне» была сыграна более 500 раз) кассовые сборы достигли около 200 тысяч марок. И тут Парвус исчез. Он исчез вместе со всеми деньгами и объявился лишь через шесть месяцев, как обычно, спокойный и невозмутимый. Горький был в ярости. Но на ряд гневных писем автора Парвус ответил лишь одним единственным, в котором без тени смущения написал, что все деньги от сборов ушли на его путешествие по Италии с одной очень известной дамой, имени которой он, как истинный джентльмен, назвать не имеет права.

Горький по началу не знал, как реагировать на такое откровение. А затем разослал жалобы на произвол Парвуса всем, кому только мог: требовал партийного суда, умолял помочь вернуть деньги, но все было тщетно. И хотя Горького поддержал лидер большевиков – Ленин, взыскать деньги с Парвуса русским революционерам не удалось… Именно этот факт больше всего беспокоил генерала Берга, который понимал, что подорванный авторитет в этой среде трудно восстановить, да и сорок миллионов – очень большая сумма. Если Парвус вдруг исчезнет с этими деньгами, то в первую очередь полетит его голова – генерала фон Берга.

– Мы хотим приставить к Александру Парвусу нашу лучшую сотрудницу – мадемуазель Ковальски, которая два года назад отличилась в деле с полковником Редлем, – нерешительно начал Берг.

– Очень хорошо! Женщина – это просто великолепно, – кайзер повернулся и посмотрел на портрет Бисмарка, который висел на стене и который он всегда возил с собой. – А мировые переговоры моему другу Ники мы предлагать пока не будем, – и с хитрой усмешкой погрозил пальцем в сторону грязного, закрытого окна. – Мы с тобой, дружек, еще повоюем…

Для Лидии Ковальски это раннее июньское утро оказалось одновременно и особенным, и в то же время неприятным. Особенным, потому что за ней ровно в семь пятьдесят пришла большая черная машина и начала гудеть под окнами гостиницы, где уже несколько месяцев проживала Лидия. А неприятным, потому что ей пришлось проснуться очень рано и отправиться на вокзал, чтобы встретить некого господина, в котором был заинтересован ее личный куратор и наставник, майор немецкой разведки фон Штранцель.

Лидия давно отвыкла просыпаться в семь часов утра. Весь распорядок жизни молодой особы скорее говорил об обратном. И настойчивый стук горничной в дверь ее номера долгое время казался Лидии продолжением страшного сна, которые в последнее время с пугающей регулярностью снились девушке.

В полудреме приведя себя в порядок, наложив макияж и выпив стакан морковного сока, мадемуазель Ковальски надела свое лучшее бордовое платье, расшитое белыми лилиями, новую шляпку от Валери и, удивив в холле своим ранним появлением хозяйку гостиницы фрау Тосс, вышла на улицу.

Молодой и приятный наружностью шофер в кожаной куртке услужливо распахнул перед ней заднюю дверь черного Mercedes-Simplex, и Лидия с естественной для нее грацией уселась на заднее сиденье пахнущего бензином и дорогой кожей автомобиля.

Знакомые берлинские улицы чередой понеслись за окнами, а Лидия смотрела своими зелеными с поволокой глазами в окно и думала, почему жизнь так несправедлива. Одним все: деньги, драгоценности, шикарные мужчины, автомобили. А другие должны каждый день с утра до вечера бороться за свое существование (особенно противно для Лидии было бороться с утра), и если повезет, то к старости скопить некоторое количество денег и купить себе маленький домик на берегу теплого моря, чтобы в одиночестве встретить тихую смерть от какой-нибудь популярной старческой болезни.