Евгений Авдиенко - Последние солдаты империи

– Верит ли мой друг Ники в это завещание или нет – не имеет никакого значения! – кайзер Вильгельм повысил голос. – В начале июля этот документ должен лежать у меня вот здесь, – император громко хлопнул ладонью по столу. – Вы меня поняли?!

– Так точно, Ваше Величество, – в один голос ответили Мольтке и Берг.

– Ну, хорошо. А русский революционер? Как его… Александр… Па-та-рус… Он нам обещал в России в прошлом месяце революцию?

– Настоящее имя русского – Израиль Лазаревич Гельфанд. Александр Парвус – это псевдоним.

Император презрительно фыркнул.

– Словно собачья кличка, – кайзер посмотрел на лежавщую в углу кабинета борзую собаку Алису, которая, боковым зрением уловив внимание хозяина, тут же подняла голову, как бы спрашивая: – «что? пора? на охоту?». Император Вильгельм нежно улыбнулся своей любимице, а затем опять перевел взгляд на Берга.

– Продолжайте, генерал.

– Подобный конспиративный прием принят у революционеров большинства стран Европы для придания собственной личности некого романтического статуса.

Кайзер несколько устало и немного раздраженно кивнул головой, показывая, что он и так уже давно все понял, и генерал Берг заторопился с продолжением:

– Ваше Величество! Парвус прибывает в Берлин 6 июня с отчетом о проделанной работе и использовании ранее выделенных средств. Вот скорректированный план русского мятежа, его передал наш агент, который виделся с русским в Константинополе, – генерал Берг положил на стол перед императором несколько листов бумаги, которые Вильгельм II начал тут же изучать, перестав обращать внимание на стоящих рядом генералов.

Через минуту кайзер недоуменно посмотрел на Берга.

– А почему на титульной странице нет названия?

– Сей господин назвал этот документ «планом Парвуса», – Берг позволил себе улыбнуться. – Но в Германии не может быть иных планов, кроме планов Вашего Величества… поэтому, я решил не ставить на нем какое-либо заглавие, пока вы его не утвердите.

Кайзер презрительно хмыкнул, словно показывая генералу Бергу, что эти разговоры о названии планов не должны влиять на общепринятый официальный порядок предоставления документов. Однако ничего не сказал и продолжил чтение.

Через некоторое время он поднял голову; на лице монарха блуждала довольная и мечтательная улыбка.

– Мы назовем этот проект – «Планом русской революции»… и приставьте к этому Парвусу нашего самого лучшего агента.

Кайзер поднялся и, удовлетворенно поглаживая свои большие усы, буравящим взглядом посмотрел на генерала Берга:

– Сколько он уже получил?

– Два миллиона марок… но мы еще не видели отчета по расходованию средств. Некоторые революционные выступления в России, которые Парвус обещал нам в апреле и мае, были сорваны по вине…

Кайзер резко перебил Берга.

– Сколько он еще просит?

– Сорок миллионов.

– Дайте. Половину сейчас, остальные – в следующем году.

Кайзер, не глядя на своих генералов, в глубокой задумчивости принялся расхаживать по кабинету, бросая взгляды то на своих генералов, то на листы бумаги, лежащие на столе.

Все трое – и Мольтке, и Фелькенгайн, и Берг – имели по отношению к Парвусу и плану мятежа в России свое собственное мнение, которое было совершенно отличным от мнения императора Вильгельма и не предусматривало такого щедрого финансирования, но которое они, после решения кайзера о выделении русскому дополнительных средств, были уже не в состоянии озвучить даже перед собственным отражением в зеркале.

Генерал Фелькенгайн по-прежнему считал, что глупо тратить колоссальные ресурсы на одну Россию, когда Франция, раздавленная и беспомощная, лежит у их ног. Он был уверен, что если сейчас всеми имеющимися силами навалиться на французов и показать им, что они более не могут рассчитывать на какой-либо успех, то горе-лягушатники наверняка сразу же сдадутся и запросят пощады. Вслед за Францией встанет в очередь и Великобритания. А Россия, оставшись одна без союзников против лучшей армии Европы, будет вынуждена вымаливать свой мир на коленях перед самым последним и трусливым немецким солдатом…

Его ближайший оппонент граф фон Мольтке, яростный сторонник войны на два фронта силами армейских войсковых соединений никогда не понимал, зачем вообще тратить деньги на подобных политических авантюристов, если Германия и без их помощи способна справиться со своими внешними врагами. Присутствуя на этом совещании, Мольтке не знал, что его волнения и переживания о собственной неудаче в начале кампании с недавнего времени являются бесполезной тратой энергии и остатков его скудных жизненных сил. Что уже сейчас все его планы и обязательства перед кайзером Вильгельмом в пересчете на денежную валюту не стоят ломаного гроша. Потому что смерть уже запустила свой хронометр, отсчитывая дни, когда он, Гельмут-Иоган-Людвиг фон Мольтке, ровно шестнадцать дней спустя упадет бездыханным в своем рабочем кабинете на Людвиг-штрассе и умрет от банального разрыва сердца. А император Вильгельм, узнав о смерти своего бывшего фаворита, произнесет: «Лучше уж такая смерть, чем полное забвение и прозябание в деревенской глуши». И будет потом долгие годы вспоминать это свое язвительное замечание, так как именно полное забвение станет для Вильгельма II финалом всей его долгой жизни.