Вместе с кирпичными амбарами и построенными впритык друг к другу продолговатыми сараями сельуправа представляла собой замкнутый четырехугольник. Внутрь вел один вход — массивные арочные ворота, возле которых прогуливался полицай с винтовкой.
При виде полицая в немецком мундире с желтой повязкой на рукаве Ннкифора взяла оторопь. «Повернуть назад, пока не поздно?..» — подумал он, охваченный внезапным страхом.
Но полицай у ворот перестал ходить. Остановившись, он с интересом рассматривал незнакомого человека на костылях. «Иди!» — приказал себе Никифор, подавляя малодушие.
— Дядя Митя, я вас туточки подожду, — издалека, заглушённый звоном в ушах, донесся голосок Маруси.
— Могу я видеть старосту Раевского? — спросил Никифор у полицая.
— Нема его, десь поихав, — сказал полицай, хлопая большими и светлыми, как у телка, ресницами.
— А когда вернется?
— Хто его знае, — ответил страж и поковырял пальцем в ноздре.
— А кто начальник полиции?
— Та вин же и начальник.
— К кому ж мне обратиться?
— Мабудь, к господину Эсаулову, — нерешительно посоветовал полицай.
— Он здесь?
— Туточки.
— Ага. Ну, так я к нему…
— Э-э! — полицай винтовкой загородил дорогу. — Не велено пущать.
Никифор растерялся: всего ожидал, только не этого. Сам пришел, а они не желают его видеть!
— Как же мне быть? — озадаченно спросил он глуповатого на вид полицая. Тот лишь похлопал в ответ белесыми ресницами.
— Мне нужно видеть господина Эсаулова, — громко, с настойчивостью сказал Никифор.
Полицай долго моргал, беззвучно приоткрывал и закрывал рот, наконец выдавил из себя нечто категорическое:
— Не можно!
— Ванька! — загремел из открытого окна бас. — Ты чего мордуешь над человеком? Тебе сказано було, щоб кого зря не пускав! А у человека, может, срочное ди-ло?! Я т-тебе покажу, стервецу, кузькину мать!..
При первых раскатах начальственного голоса Никифор вздрогнул и поднял лицо. В окно выглядывал бородатый мужик в таком же, как у полицая, травянисто-зеленом немецком мундире.
— Проходьте, гражданин, — пророкотал мужик, внимательно разглядывая Никифора.
Во дворе под навесом четверо полицаев играли в карты. Они удивленно вытаращились: в сельуправу приходили (большей частью за пропусками) женщины, а мужчина, явившийся добровольно, без конвоя, был явлением редким.
Поднявшись по ступенькам на веранду, Никифор очутился перед двумя смежными дверьми. Он открыл ближайшую и услышал за спиной хихиканье. Прежде чем успел заподозрить что-либо неладное, пружина захлопнула за ним дверь, и он очутился в полутемном коридоре. В нос шибануло таким густым спертым воздухом, что он невольно подался назад.
На веранде послышался топот бегущих ног, заскрежетало что-то железное. Никифор попытался открыть дверь и с ужасом обнаружил, что ее заперли.
— Пить… Пи-ить дай! — простонал кто-то в глубине коридора, а чей-то голос надрывно выкрикнул:
— Изверги! За что мучаете?!
Холодея спиной, Никифор оглянулся. Глаза, успевшие освоиться с полумраком, различили две внутренние двери, на которых висели тяжелые амбарные замки. Голоса шли из прорезей в нижних углах — в свое время здесь, очевидно, находились кладовые, и прорези были сделаны для кошек.
Теперь-то Никифор сообразил, куда он попал и почему здесь такой тяжелый, пропитанный вонью воздух. Догадался, что сидевшие в кладовках люди приняли его за полицая. На какое-то мгновение показалось, что дурные предчувствия оправдались, промелькнула горькая мысль: «Сам пришел в тюрьму…» Но потом все в нем бурно возмутилось против нелепости происшедшего. «Откуда они могли узнать, кто я таков? — лихорадочно заработал разум. — Нет, конечно, тут какая-то ошибка!..»
— Откройте! Немедленно откройте! — закричал он, барабаня кулаком по дубовым доскам.
На веранде раздался взрыв хохота.
— Я вам пошучу, мерзавцы! — заорал Никифор. — Сегодня же сообщу коменданту района!
Хохот на веранде постепенно сменился настороженным покашливанием, и Никифор понял, что выбрал верную тактику.
— Да я вас всех, с-сукиных детей, так-перетак!.. — продолжал он разоряться, и у него захватило дух от собственной наглости. — Вы у меня насидитесь в комендатуре!.. Где Эсаулов?
Эсаулов сам пришел на крики, увидел перетрухнувших полицаев и понял, что те нашкодили. А посему рявкнул на них таким голосом, что те мигом обрели несвойственную живость.
Звякнул отодвигаемый засов, и Никифор с видом оскорбленного достоинства вышел на веранду. Эсаулов смотрел на красное от гнева лицо человека на костылях озадаченно, полицаи — виновато. Все ждали, что же он теперь будет делать, что скажет?
Читать дальше