Сергей Фетисов - Хмара

— Verflucht! Verflucht! [25] Проклятье! Проклятье! — ревел жандармский офицер, любитель музыки, мечась по коридору и стреляя из пистолета в глазки. В одной камере был убит наповал пожилой рабочий, в другой ранена женщина. У Знаменских ребят по счастливой случайности обошлось без жертв. Девушки, услышав приближающуюся стрельбу и крик, сами прекратили пение.

С тех пор им запретили петь вообще. Когда они однажды попробовали нарушить запрет, в камеру ворвались охранники и жестоко избили всех.

Перед Новым годом на тюремный двор привезли несколько машин дров. Сгружать и складывать их вывели из камер молодежь. Разговаривать запрещалось. Но если можно запретить слова, то нельзя запретить взгляды. «Я рад тебя видеть, любимая!» — говорили глаза Семена. А глаза Лиды отвечали: «И я тоже! Очень тебя люблю, мой Сеня, мое ненаглядное счастье!» Наташа безмолвно спрашивала у Никифора: «Как вы теперь? Я неловко чувствовала себя после той встречи, но о многом успела передумать. А вы не переменились ко мне?» Никифор отвечал, радостно вспыхнув: «Ну нет! Я прежний, я готов повторить все, что говорил тогда». Сталкиваясь взглядом с Анкой, он читал: «Ну, посмотри, какая я красивая. Почему же ты не обращаешь на меня внимания?» Впрочем, то же самое мог прочесть по выражению Анкиного лица и Петя Орлов. Все хотели узнать о самочувствии друг друга, и каждый старался показать, что он бодр и с удовольствием работает на свежем воздухе.

Между никопольскими девчатами и хлопцами шел свой обмен безмолвными вопросами и ответами.

Когда истощился запас взглядов-слов (он был бесконечен только у Лиды и Семена), пришла надобность обменяться обыкновенными словами, которые все же гораздо понятнее.

Толстые плахи дров приходилось нести вдвоем, и всегда пары подбирались так: никопольские ребята с никопольскими девушками, знаменцы со знаменцами. По пути от машины к поленнице почти всегда находилась возможность переброситься несколькими словами. Обычна первыми начинали ребята.

— Если повезут на расстрел, — шептал никопольский комсомолец Семен Резников Лиде Назаренко, — то дорогой будет нападение на конвой и побег по знаку…

— …Сильный кашель — знак нападения на конвойных. Поняла меня? — говорил Никифор Наташе. — Помогите обезоружить немцев и убегайте, кто куда…

— В случае, если приговорят к расстрелу, все равно пропадать, а тут кто-нибудь да спасется, — сказал Орлов Анке Стрельцовой. — Сигналом будет кашель Махина. Запомнила? Передай нашим.

Была у хлопцев договоренность при первом удобном случае сообщить о выработанном плане девчатам. А тут удобный случай подвернулся всем сразу.

Канун нового 1943 года в Никопольской тюрьме совпал с получением известия с воли: Сталинград, который немцы несколько раз объявляли взятым, не только героически защищался, но и наступал. Советские войска прорвали фронт и окружили железным кольцом трехсоттысячную армию немцев. Первыми об этом узнали девушки. Лида Назаренко получила в пироге записку, в которой излагалось содержание последней сводки Совинформбюро. Кончалась записка словами: «Поздравляем вас всех и знаменцев также с наступающим Новым годом, который будет годом разгрома проклятых фашистов! Держитесь, товарищи, спокойно! Мы делаем все для вашего освобождения. Привет от дядька Панаса».

Невообразимое ликование поднялось в камере. Кричали, хохотали, прыгали. Анка с Наташей закружились в вальсе.

Дежурный полицай застучал в дверь, требуя прекратить шум.

— Девчата, — шепнула Лида Назаренко. — Как же мы нашим хлопцам сообщим об этом? Надо ведь поздравить их с Новым годом!.. Как?

Долго ломали головы. И придумали. В обед, как обычно, дежурный полицай открыл камеру и крикнул:

— Двое за похлебкой! Живо!

Ходить на кухню под конвоем было своего рода развлечение, поэтому ходили, соблюдая очередность. На этот раз встали не те, чья подошла очередь, а выбранные — Лида Назаренко и Наташа Печурина. Они вышли из камеры и, близко держась к стене, пошли с бачкам в руках. Путь их лежал мимо камеры хлопцев. Первой шла Лида. На ходу, словно невзначай, она сбила в сторону заслонку волчка, следовавшая за ней Наташа бросила в открытое отверстие записку.

Назад в камеру избитых в кровь Наташу и Лиду приволокли под руки. Все были лишены в этот день обеда. Наташа и Лида, кусая губы, лежали ничком на нарах и стонали от боли. Остальные девушки хмуро ходили или сидели возле них. Предполагалось, что записка все-таки не попала в руки ребят, потому что полицаи, заметив, что Наташа что-то бросила в волчок, тотчас же кинулись в мужскую камеру.