Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

Григорий вдруг вспомнил, почему вернулся без воды, вспомнил опухшую девочку, которая ждала его на полянке, торопливо достал два сухаря, банку тушонки и собрался бежать к ней.

Строгим звенящим голосом остановил его Васенев.

— Куда?

— Я мигом, лейтенант.

— Мы уходим.

— Я мигом..

— Отлучаться не разрешаю.

Андреев шумно вздохнул и, закипая, отчеканил:

— Стрелять будешь — все равно пойду!

Девочка ждала его. Он отдал сухари и консервы, неловко провел рукой по голове девочки.

Через несколько минут группа лейтенанта Васенева в сопровождении двух партизан двигалась гуськом по лесу, направляясь к дороге. Перед уходом Акимыч еще раз выпросил у Мишки Качанова махорки на две закрутки, пообещав при случае вернуть долг сполна.

На дороге гвардейцев ждала машина. На ней предстояло проехать тридцать километров до отряда, в котором они должны были воевать. Машина походила на кургузый пикап. Вместо обычного кузова — небольшой, вровень с сиденьем шофера. Кабины тоже не было.

Партизаны передали гвардейцев на попечение шофера, попрощались и скрылись в лесу.

Всю дорогу у сержанта не выходила из головы девочка. Лето она еще продержится, а осенью начнутся дожди и холода, ни ягод не будет, ни грибов. За какие грехи выпали ей такие муки? Весной на штаб батальона налетел фашистский самолет и его удалось сбить из пулемета. Летчик выбросился на парашюте, и взвод Васенева, прочесывая лес, взял фашиста в плен. Тот даже не сопротивлялся. Спрятался под куст и думал там отсидеться. Руки поднял покорно. В документах нашли фотографию, на которой были изображены две прилизанные белобрысые девочки лет десяти-двенадцати. Фашист сбросил бомбу, она попала в хату, в которой взрослых никого не было, а играло пять малышей — четыре мальчика и одна девочка. Их изуродовало до неузнаваемости. Летчика подвели к обезображенным трупам. У того затряслись губы, он рухнул на колени и стал просить пощады. До сих пор Григорий не мог без омерзения вспоминать его плаксивую рыхлую рожу, размазанные по щекам слезы.

Скоро придет час, и мы предъявим фашистам полный счет за все, что они успели натворить на нашей земле.

На каком-то корневище машину особенно сильно подбросило. У Андреева даже внутри что-то екнуло. Он подумал: «Чего это шофер без разбора гонит свой драндулет? Рессоры у него, что ли, полопались? Так все внутренности отбить может».

Качанов постепенно приходил в себя от встречи с голодными женщинами.

Да, трудные тут дела творятся. Мишке на Большой земле, когда он думал о партизанах, мерещилась сплошная романтика.

Когда особенно сильно тряхнуло, у Качанова слетела на колени пилотка, и он не выдержал:

— Кашалот! Не мешки с опилками везешь!

Шофер повернул голову настолько, чтобы не упускать из виду и дорогу и в то же время Мишку.

— Проняло, — удовлетворенно произнес он. — Похоронное у вас настроение, как я заметил.

— До моего настроения тебе дела нет, — возразил Мишка. — Вези, как полагается, коли сел за руль. Иначе мы тебя вытряхнем среди дороги — я сам шофер.

— Вот это мужской разговор. А что, на Большой земле лучше?

Ему никто не ответил. «Видать, парень разговорчивый, — отметил про себя Андреев. — Мы, действительно, нахохлились». И спросил:

— Послушай, женщин мы тут видели...

— А! — на лету подхватил шофер. — Беженцы. С голоду пухнут. Немец деревни вокруг попалил. Живой кошки с огнем не сыщешь не то, что какой скотины.

— На ту сторону надо переправить, — сказал лейтенант.

Шофер покосился на его погоны:

— Извините, товарищ командир, первый раз вижу эти штуки, не знаю, что означают две звездочки.

— Лейтенант.

— По-старому два кубаря? Ясно. Как же их на ту сторону, товарищ лейтенант? На наш аэродром только «кукурузник» садится, и то не всегда. А пешком куда им?

— А ты не опух, — вставил Ишакин, — харчишки, стало быть, водятся. Шофера умеют жить!

— Меня не задирай, солдат, — незло отбился от ишакинских слов шофер. — Я пайку, хоть хреновую, но имею — шматок сала и кусок сухаря. Им сто граммов муки на болтушку в сутки — и соси собственный кулак. Вот так, друг.

— Смотри, приятель выискался, — улыбнулся Ишакин. — Ты с какого года?

— С девятнадцатого.

Встрял в разговор Мишка:

— Здешний?

Григорий вспомнил первую встречу в этом лесу: «Таракан запечный, хохол здешний».

— Не, — покрутил головой шофер. — Застрял в сорок первом. С самой границы топал, пятки до дыр стер.