Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

В этот момент они проходили мимо двух арабов, сидевших в тени на коврике у входа в аэровокзал перед поделками из чеканной бронзы. Если бы мистер Гринслэнд посмотрел на них, он заметил бы, с каким вниманием один из них оглядывал его и прислушивался к английской речи. Но сэр Гринслэнд обратил внимание на людей, одетых в белые халаббии, не больше чем на урны для мусора, стоящие неподалеку.

Когда мистер Гриислэнд, его спутники и шедшие сзади военные скрылись в здании аэровокзала, араб со шрамом на щеке что-то вполголоса сказал приятелю. Затем осмотрелся по сторонам. Все было спокойно. Водитель «роллс-ройса» нес тяжелый чемодан сдавать в багажное отделение, а шоферы-солдаты с джипов покуривали сигареты в тени, отбрасываемой кронами пальм. Араб со шрамом на щеке легко поднялся и не спеша направился вдоль забора из металлической сетки, ограждающей территорию аэропорта. Выбрав место, откуда хорошо просматривались подходы к стоявшему у перрона самолету, он замер в терпеливом ожидании. Шли минуты, солнце пригревало по-настоящему, но араб, казалось, не замечал этого. Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от самолета, и только правая рука его чуть-чуть шевелилась, перебирая темно-синие стекляшки четок.

Первыми по трапу самолета поднялись важный седовласый господин с женой и тремя детьми, находившимися под надзором гувернантки. Вслед за ними на борт взошли дама с двумя мальчиками-близнецами и юная леди, которую сопровождал офицер в коротких брюках-шортах. И только потом появился пожилой полный джентльмен, который был изображен на фотографии, что лежала у него за пазухой. Офицеры, подошедшие к трапу, отдали ему честь и почтительно пропустили вперед.

— Меня опять приняли за Уинни, — улыбнувшись, сказал мистер Гринслэнд секретарю.

Араб стоял все время, пока самолет, запустивший моторы, не исчез в небе. И тогда его неподвижность сменилась энергичной деятельностью. Он растолкал задремавшего приятеля, помог ему разложить звонкую бронзу по сумкам из грубой ткани. Затем они загрузили свой товар на заднее сиденье обшарпанного «рено», выпущенного в начале века. За руль уселся пожилой араб-торговец, а молодой, со шрамом, начал бешено крутить заводную ручку. Мотор, на удивление, запустился быстро. Кашляя кольцами сизого дыма, вылетающего из выхлопного патрубка, подвязанного медным проводом, они покатили в сторону города Мезон Карре, расположенного неподалеку от Алжира.

— Скорее, скорее! — торопил водителя араб со шрамом, хотя они довольно резво катились по шоссе на своем дребезжащем механизме. Переехав мост, переброшенный через пересохшую речушку — вади, араб со шрамом вышел из машины, пожелав водителю: «Маа салами» («Идите с богом»).

Неподалеку от устья речушки, едва журчащей среди обкатанных камней, на якоре стояла фелюга, потрепанная не столько штормами, сколько безжалостным временем. На корме сидел полный мужчина в красной феске и задумчиво смотрел на неподвижный поплавок удочки. Рыба, по-видимому, совсем не клевала, но рыбак в феске был оптимистом. Он с самого восхода сидел на солнцепеке, кося одним глазом на поплавок, а другим на дорогу, идущую вдоль берега моря. Появление дымившего «рено» не осталось незамеченным. Человек в феске проявил, признаки нетерпения. Движения его стали суетливыми. Он достал бумажник и, отсчитав тощую пачку франков, отложил ее отдельно.

— Эй, бездельники! — громко окликнул он двух полуголых парней, дремавших в тени палубной надстройки. — Спустите ялик и привезите сюда Али Хассана.

Араб со шрамом, которого увидел человек в феске, спешил к морю, увязая в горячем прибрежном песке. Сердце его билось учащенно не столько от быстрого хода, сколько от радости. Еще бы — он сегодня заработал кучу франков, выследив отлет господина, чью фотографию ему дал эффенди Хамид, хозяин фелюги «Зульфия».

— Салам алейкум, — учтиво поклонился араб со шрамом, поднявшись на борт фелюги.

— Алейкум ва ассалам, Али Хассан, — ответил капитан.

По арабским законам вежливости ему следовало сейчас справиться о здоровье гостя, его родни (разумеется, только мужчин), о здоровье скота, затем поговорить о погоде, выпить по чашечке кофе и только после всего этого приступить к деловой части разговора. Но, вероятно, время не терпело, и Хамид отбросил в сторону требования арабского этикета.

— Ты видел энглиза, чье фото я давал?

— Видел, уважаемый, вот так, как вижу вас. Он проходил на посадку в самолет, и я смотрел, как он улетел на нем.