Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

Пекарю Андерсену заменили витрину, Мариусу Панталонщику починили забор, а доктору — садовую калитку. А живая изгородь старухи Эммы была не настолько ценной, чтобы определять сумму убытков, — как-нибудь сама вырастет.

— У бедняков нет никаких прав! — сказала Эмма. — А лук-порей к лету был бы толщиной с мою руку! Он, собственно говоря, ничего мне не стоил, ведь я сама удобряю землю! Недаром в псалме говорится: «Кривда суд высокий украшает!»

— Ты, может, стала большевичкой, как и Мартин Ольсен, — спросил Расмус. — Уж не Маргрета ли вбивает тебе это в голову?

Нет, я не большевичка! И я ничего не понимаю, о чем ты говоришь. Как можно быть таким грубияном и ни за что ни про что обзывать человека! Ведь я знала тебя, когда ты был еще вот такой и не мог сам застегнуть себе штанишки!

Хотя граф держал себя скромно и просто, разъезжал на тракторе, пил пиво с соседями, он заметно отличался от жителей поселка. Как законный потомок одного из Ольденбургских королей, он имел право одевать своих лакеев в красные ливреи. Новый аристократический дух воцарился в старом поместье. Мелочной скупости и крохоборства покойного помещика-буржуа теперь и в помине не было. Граф сам следил за порядком в поместье, выезжал на поля и подбадривал работников, но не вмешивался в домашние дела и не считал куски сахара.

Во времена Скьерн-Свенсена во всем замке был лишь один слуга, малоразговорчивый бледный мужчина по имени Лукас. Несмотря на темное прошлое Лукаса и свидетельства об отбытии им уголовных наказаний, ему раз» решили остаться в замке. Граф Пребен привез с собой новых слуг, управляющего, обучавшегося в Германии, батраков и надсмотрщика над ними. Всех их подбирал сам граф, они очень важничали и громко прищелкивали каблуками сапог, а когда их хозяин делал свой ежедневный тур верхом на лошади, они по-военному приветствовали его лопатами.

А иногда граф приказывал выстроиться во дворе своим парням, одетым в белые рубашки с черными галстуками, в фуражки и блестящие высокие сапоги. Под команду управляющего они маршировали, делали зарядку и упражнения с лопатами. А граф, стоя на лестнице замка, приветствовал своих слуг, подняв вверх правую руку, когда они салютовали ему.

Граф Пребен, человек холостой, в одиночестве вкушал пищу в большой столовой замка, где на него глядели со стен темные портреты его предков. Обед проходил очень торжественно. В коричневом смокинге и белой шелковой рубашке, он садился за стол. Еда подавалась на серебряных тарелках. Покончив с одним блюдом, молодой человек хлопал в ладоши, и слуга, стоявший наготове, поспешно входил в столовую и подавал следующее. Рядом со стулом графа лежали две крупные овчарки, и слуги с такой же почтительностью подавали им на серебряных тарелках ту же самую еду.

Граф был молодой высокий блондин, почти альбинос, с голубыми глазами и совершенно без бровей.

— В этом человеке чувствуется раса! — сказал Нильс Мадсен. (Сам он был черен и похож на цыгана.) — Настоящий викинг. Человеку такого склада сам бог велел быть фюрером!

Молодой фюрер говорил на мягком фюнском диалекте, именно на том языке, который он выучил в поместье своих предков недалеко от Ассенса. Большую часть своей учености он усвоил в конюшне, где проводил много времени, и на всю жизнь сохранил любовь к сбруе, сапогам для верховой езды и сапожной мази. Слуги научили его нюхать табак и играть в карты. Родителей своих он почти не видел; они были целиком поглощены визитами, зваными вечерами, службой при королевском дворе и какими- то еще таинственными делами, которые входят в обязанности камергера. Мальчик рос заброшенным и одиноким. Он был для своего возраста довольно крупным ребенком, но нескладным и беспомощным, боялся гусей на дворе и вечно падал и ушибался.

Почтительные и терпеливые домашние учителя подготовили его к поступлению в школу-интернат в Херлуфсхольме, но уже через два года его пришлось взять оттуда по настоянию ректора, так как другие ученики избивали мальчишку до полусмерти. В поместье своих родителей он считался учеником сельскохозяйственной академии, а занимался главным образом тем, что дразнил индюка и тиранил мальчишку-слугу, который не смел дать ему сдачи, — вот так готовился граф извлекать доходы из одного из самых крупных в стране имений.

Мелкие скандальные выходки сына, которые теперь уже позабыты, вынудили старого камергера послать Пребена в Англию, чтобы он там среди благородных молодых людей усвоил хорошие манеры и британские правила поведения, чего никак не могли привить мальчику конюхи на его родине на острове Фюн. Всего лишь девятнадцать лет исполнилось графу Пребену, когда его отослали из Дому. Тогда это был высокий белобрысый крестьянский парень с вечно удивленным лицом и неловкими руками.