— Разрешите, джентльмены, — говорил он по-английски, когда приходилось кого-то потревожить, — прошу прощения.
Немцы подвигались, никто из них, а к этому времени здесь были перемешаны уже все четыре лагеря, его не узнал и не окликнул. Выбравшись из толпы, Алекс направился к оцеплению с явным намерением пройти сквозь него наружу.
— Эй! А ну-ка погоди! — остановил его полицейский офицер. — Куда? Вы кто такой?
Полицейский говорил по-шведски, и Алекс понял только, что его не пропускают. Он принялся что-то объяснять по-английски, но был подхвачен под руки и подведен к столу регистрации.
— Ваши документы? — по-немецки потребовал сидевший за столом полицейский чин.
— Talar du engelska? [16] Вы говорите по-английски? (швед.)
— спросил Алекс.
— Что? Говорите по-немецки!
— Jag forstar dig inte. [17] Я вас не понимаю (швед.).
— Talar du tyska! [18] Говорите по-немецки (швед.).
— Jag talar inte tyska. Jag talar lite svenska, [19] Я не говорю по-немецки. Я немного говорю по-шведски (швед.).
— коверкая слова, произнес Алекс.
— Да ты кто такой? Где твои документы? — Швед удивленно оглядывал столь непохожего на других интернированных молодого человека.
— I am a representative of «Instone Air Line Ltd.», — сказал Алекс, переходя на английский.
— Чего-чего? — Полицейский посмотрел на инспектора МККК.
— Говорит, что он представитель британской авиакомпании «Инстон Эйрлайн», — недоуменно пожал тот плечами.
Полицейский, которому кто-то из его подчиненных гарантировал, что сегодня за тройное оцепление ни в ту, ни в другую сторону не проскочит и мышь, был склонен в это верить.
— Какой, к дьяволу, представитель! Ты мне тут комедию не ломай, где твоя регистрационная карта?
— Jag forstar dig inte. [20] Я вас не понимаю (швед.).
I once again repeat, I am a representative of «Instone Air Line Ltd.». [21] Я еще раз повторяю, я представитель «Инстон Эйрлайн» (англ.).
Вторую фразу Шеллен адресовал чиновнику МККК, видя, что тот хорошо понимает по-английски.
— In such case you should have documents [22] В таком случае у вас должны быть документы (англ.).
, — с акцентом, но достаточно бегло произнес крестоносец.
Алекс, словно что-то вспомнив, стал лихорадочно шарить по карманам. Сначала он извлек сохраненную им когда-то газетную вырезку с фотографией залетевшего на шведскую территорию австралийского «Ланкастера», потом карточку, выданную ему важным столичным адвокатом Олонбергом. Больше ничего интересного в его карманах не было. Свою солдатскую книжку и шведскую регистрационную карту минут десять назад он засунул в щель под железнодорожным рельсом. Окончательно перейдя на английский, Алекс стал быстро рассказывать историю про вынужденную посадку их бомбардировщика на аэродром Сатенас, совершенную в апреле этого года, буквально за несколько дней до окончания войны.
— Погодите, откуда у вас это? — перебил его чиновник МККК, ткнув пальцем в карточку.
— Этот жетон мне выдал адвокат Симон Олонберг несколько дней назад, как своему клиенту.
— А какие у вас дела с адвокатской конторой Олонберга?
— Так я же вам и объясняю, сэр, — тяжба по поводу нашего самолета. Того самого, о котором я вам рассказываю. Ваши власти не хотят возвращать его, хотя еще в мае имелась вполне четкая договоренность. Как раз по этому делу я должен был встретиться здесь в Треллеборге с одним важным господином из министерства авиации и с нашими летчиками. Но не успел я вчера приехать, как в первую же ночь меня обокрали в гостинице, утащили все документы и, самое главное, папку с важными бумагами, — слова про украденную папку Алекс произнес чуть ли не плача.
Говоря все это, он не мог знать, что тот самый «Ланкастер» действительно все еще стоит на обочине взлетной полосы Сатенаса и что дальнейшая судьба его и вправду под вопросом.
— Что за ерунда! — продолжал недоумевать инспектор. — Ну а среди немцев-то вы как оказались?
— Видите ли в чем дело, — приготовился к обстоятельному повествованию Шеллен, — когда меня обчистили в гостинице, я конечно же отправился в полицию, ведь, как оказалось, в этом городе нет нашего диппредставительства. Но все полицейские тоже куда-то подевались. Их не было ни в участке, ни на улице. Мне сказали, что надо идти на пристань, там, мол, намечается какое-то важное мероприятие (я плохо понимаю по-шведски). Я пришел. Еще не было восьми утра, только-только светало, но здесь и вправду толкалось громадное число полицейских, однако никто не хотел меня даже выслушать. Один офицер — у него еще был крепко подбит правый глаз, так вот, он посоветовал мне сегодня к ним не соваться, а приходить завтра в управление на какой-то улице. Я хотел записать название, но он уже ушел. Я собирался порасспросить еще кого-нибудь и некоторое время походил тут, а потом у меня так схватило живот, что я уже думал, не заворот ли это кишок…
Читать дальше