Все же Владимир понял, что солдат стоит в охранении. Слух окончательно вернулся к летчику, и он услышал отчаянную брань, крики: "Навались, братва! Еще, еще раз! Сама идет!" Владимир сообразил, что дорога сворачивает в овраг, и там, в глубине его, расчет вытаскивает застрявшее орудие. «Фольклор» несколько обнадежил Владимира, но не позволил утратить осторожность: могло быть всякое.
Что делать? Как убедиться, что это наши, и не выдать прежде времени себя. Пономаренко решил подкрасться к мечтателю и взять его в плен. Благо парень был упоен своей мечтой и позабыл, кто он и где. Только когда Владимир приставил к его затылку пистолет, он, медленно отрешаясь от грез, приподнял руки.
— Тихо… Ни звука!.. — Рука с пистолетом ощутила, как парень «завибрировал». — Я советский летчик, а ты кто?
Тот сперва не мог вымолвить ни слова.
— Ну же! Только тихо. Убью! — прямо в ухо шепнул Владимир.
— Я… я артиллерист… У нас на батарее уже есть один летчик. Только что спустился на парашюте. Да свои мы, товарищ, свои, советские!
— А что там за крики? — Пушку тянут в гору.
— Ну веди к ним, коль не врешь! Подойдем поближе, окликнешь того летчика, пусть назовется. Больше ни звука. Слышишь?
Солдат окончательно пришел в себя.
— Все ясно.
Они спустились в овраг, и, когда стало видно людей у пушки, солдат окликнул:
— Летчик, что спустился на парашюте, отзовись, как фамилия?
— Кораблинов… А что там?
— Да тут еще ваш товарищ нашелся.
— Жив, не ранен? Кто такой? — голос Кораблинова прозвучал беспокойно.
— Живехонек! И даже очень. — А сам тихо Владимиру: — Товарищ командир, не говорите старшему лейтенанту, что арестовали меня. Крышка мне будет!
Пономаренко спрятал пистолет:
— Ну что ты… Спасибо, и не серчай. — И громко вперед: — Кораблинов, друже, это я, Пономаренко! Вы как?
Стрелок-бомбардир Кораблинов, с ним несколько солдат устремились навстречу.
— Я совершенно здоров, товарищ командир, а вы?
— В порядке. Ну, привалило счастье, что у своих…
Они обнялись. И тут командир батареи, старший лейтенант, подошел, поздоровался с Пономаренко, радушно сказал:
— Вам, товарищи, крепко повезло: всего час назад здесь были немцы. Как раз в этом овраге. Только что откатились.
Владимир спросил бомбардира, как прыгали остальные.
Бомбардир ответил, что прыгал за штурманом Легкоступом, а бортмеханик Маштаков стоял у люка, пропуская их вперед.
— Должно быть, за мной он и прыгнул, — убежденно добавил бомбардир, желая успокоить Владимира.
Командир батареи предложил летчикам поесть, но было не до еды.
Пономаренко сказал:
— Нам нужно поскорей узнать, все ли спаслись. И еще, товарищ старший лейтенант, подсобите поскорей добраться до штаба, вашего полка, необходимо срочно сообщить, что сбиты.
— Так я коней оседлаю?
— Если только самых смирных.
Старший лейтенант весело крикнул, чтобы оседлали Марфу и Рудика. Пономаренко понял, что командир батареи знает характеры лошадей своих не хуже, чем солдат.
Они долго ехали верхом по крутоярам. В темноте лошади иногда оступались. Усталые, измученные летчики с трудом удерживались в седлах. Кораблинов два раза сползал с седла, очевидно в дремоте.
В конце концов нашли начальника связи стрелкового полка, коротко пояснили, что с ними, попросили сообщить радиограммой. И опять на коней, подались теперь к месту падения самолета.
Начало светать, повеяло прохладой, стало зябко. Владимира бил нервный озноб. Обнаружились, куда ни глянь, дощечки с надписями: "Опасно! Минное поле!" Впрочем, встречались и такие: "Проход открыт! Разминировано. Старшина Краснов".
Владимир ощутил, как спину его передернуло холодком: "А ведь мы в темноте проезжали этим полем". Вслух он сказал Кораблинову:
— Вот и подумаешь: что там мы с вами? Вот кто настоящие смельчаки. Неутомимые фронтовые трудяги-саперы! Когда только успепн?
Бомбардир, пребывая в своих мыслях, не ответил. Проехали еще метров двести. Чу! Окрик:
— Командир, куда ж ты едешь, подожди своего радиста!
Радости не было предела. А вскоре услышали голос кормового пушкаря старшины Ярцева. Теперь их, спасшихся, собралось четверо. Они продолжали двигаться в направлении, которое им показывали солдаты. Солдаты видели, как падал корабль, распавшись на три горящие чисти. И многим, разумеется, казалось, что одна из частей упадет на них.
Ближе к окопам, метрах в двухстах, упало правое крыло, крепко обгорелое в моторной части. Тронулись дальше к балке, оттуда еще тянуло дымом. По словам солдат, туда упал фюзеляж. Вернее то, что от него осталось.
Читать дальше