Игорь Шелест - Крылатые люди

— Сейчас увидите, — буркнул, вставая. — А поговорите с людьми — получите ответ на свой вопрос!

Летчиков удивили звездочки на борту низкорослой бронированной платформы. Красные звездочки, как на бортах наших истребителей, имеющих воздушные победы. На серых панелях бронепоезда было восемнадцать звездочек.

Прокопченные, обветренные бойцы-железнодорожники напоминали, скорее, матросов из кинофильма "Мы из Кронштадта": в тельняшках, с маузерами, гранатами, с пулеметными лентами крест-накрест.

Летчиков приняли, можно сказать, по-братски, и бронепоезд, грузно лязгая на стыках рельсов, неторопливо, важно двинулся дальше. До аэродрома было километров пятнадцать, как им сказали живописные «морячки», дежурившие у башенной зенитной пушки. Двое из отважных зенитчиков с орденами боевого Красного Знамени на кожаных куртках неотрывно наблюдали за воздухом. Небо было ясное, а легкий дым от приземистого серого паровоза, закованного в угловатую броню, низко стелился над платформами.

Временный истребительный аэродром, каких в войну было немало и от которых теперь на распаханной земле и следов не сыщешь, оказался в трехстах метрах от железнодорожного полотна. Наши летчики, сойдя с бронепоезда, увидели на поле несколько красноносых «яков».

Когда проходили неподалеку от дежуривших у крыльев летчиков, Пономаренко спросил:

— Среди вас асы, что сегодня ссадили двух «мессеров»?

— А вы, собственно, кто будете? — насторожились те. Пришлось сказать о своих злоключениях.

— Так вы видели утром воздушный бой?

— Как вас сейчас.

— А смогли бы подтвердить нашему полковнику результат боя?

— Хоть клятвенно! — улыбнулся Пономаренко. — Что ж, он вам не верит?

— Да нет, верит, конечно! Просто принято для надежности иметь свидетельские показания. Айда, летуны, к нашему батьке — командиру полка. Он у нас во какой! Он вам поможет.

Двое парней-истребителей, из тех, что вызвались проводить наших «ночников» к полковнику, оказались победителями в утренней воздушной схватке с «мессерами». У одного из них красовалась на груди звезда Героя.

К вечеру попутный Ли-2 перебросил потерпевших аварию летчиков в Тулу, где, к великой радости, их встретили товарищи по экипажу — Легкоступ, Хорошилов и Евстигнеев, сумевшие добраться сюда раньше.

На другой день все вместе они вернулись к себе на базу.

В 1942 году Владимир Драгомирецкий был командиром самолета Б-25 в составе дальнебомбардировочного полка под командованием подполковника Скворцова. Позже, в сорок третьем, от Скворцова этот полк принял Зенков, и таким образом Драгомирецкий продолжал некоторое время воевать под командованием Вениамина Дмитриевича Зенкова.

В экипаже Владимира Драгомирецкого вторым летчиком был тогда Аркадий Каракозов — обаятельный армянин, никогда не унывающий, смелый и люто ненавидящий врага парень. В сорок втором они летали, преимущественно занимаясь днем и ночью боевой аэрофотосъемкой на Сталинградском фронте. Драгомирецкий и тогда уже был признанным мастером этого тонкого дела. Именно тонкого и трудного, особенно если иметь в виду, под каким ураганным огнем его приходилось выполнять.

И вот однажды, когда экипаж Драгомирецкого готовился к ночному полету на фотографирование вражеских позиций, Каракозов удивил своего командира тем, что рассовывал по карманам комбинезона двухкилограммовые бомбы.

— И что ты намерен с ними делать? — спросил Драгомирецкий.

Аркадий вскинул на него задорные глаза:

— Как что? Когда ты, командир, будешь фотографировать вражеские блиндажи, я, чтоб не сидеть без дела, попробую бомбить.

Владимир только улыбнулся.

И вправду, когда среди снарядных разрывов Владимир вел самолет, а штурман производил аэрофотосъемку, Аркадий, склонившись над люком, извлекал из карманов свои «гостинцы» и отправлял их вниз. Покончив с ними, он сказал:

— Хоть этим, командир, я дал понять, что мы их сегодня фотографировали.

Не раз Драгомирецкий слышал от своего второго летчика:

— Командир, я все равно стану Героем!

В такие моменты Владимир с любопытством присматривался к Аркадию, сидевшему справа от него. Сам он, Владимир, со своей скромностью и деликатностью никак сперва не мог уяснить, откуда эта отчаянная самоуверенность?

Услышав впервые от Каракозова "Я все равно стану Героем!", Драгомирецкий лишь улыбнулся, решив, что это какая-то запоздалая мальчишеская бравада. Но позже, прислушиваясь к каракозовской интонации, видя в его глазах неистовую веру в собственные силы, наблюдая, наконец, в каждодневных полетах его отчаянную храбрость, Владимир понял, что Аркадию все дано, все в нем есть, чтоб стать Героем, и "накопление героизма по крохам" Каракозова не устраивает. Вот почему он ждет не дождется случая, чтоб совершить поистине геройский поступок и получить всеобщее признание своего «запрограммированного» героизма.