Владимир Кунин - Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика [Повести]

Подходит экскурсия. Люди становятся полукругом у скульптуры.

Женька и Мефистофель оказываются в центре внимания. Сюда же в полукруг входит девушка-экскурсовод.

Она не глядя берется рукой за спинку Женькиного стула и устало говорит экскурсантам:

— Прошу вас, товарищи, подходите, не задерживайтесь…

Женька с нескрываемым интересом разглядывает руку на спинке своего стула.

— Простите, пожалуйста, — смутилась девушка.

— Охотно, — улыбнулся Женька.

Экскурсанты заглядывают Женьке под руку. Женька недовольно морщится, отходит на шаг от рисунка и небрежно делает несколько штрихов карандашом. И уже совсем театрально, с невероятным фасоном приставляет к глазу кулак и профессионально разглядывает одному ему ведомые детали.

Девушка посмотрела на Женьку и улыбнулась.

Смотрит Женька сквозь кулак на Мефистофеля, переводит руку и нахально начинает рассматривать девушку.

Взгляд Женьки скользит по фигуре девушки и останавливается на ее ногах. Затем медленно возвращается к лицу.

А девушка в упор смотрит на Женьку, и тот начинает преувеличенно серьезно работать над рисунком.

— В годы пребывания в Риме и Париже, во время тяжелой болезни, — рассказывает девушка, — Антокольский обращается к темам морально-философского содержания…

Соболевский с интересом смотрит на девушку.

Но девушка демонстративно отворачивается.

Вестибюль музея. Рядом с кассами окошко с надписью: «Прием заявок на коллективные посещения музея».

У окошка стоит Женька. Он наклоняется и говорит:

— Здравствуйте! Мне нужно организовать экскурсию!..

— Меньше тридцати человек в заявке не принимается, — говорит женщина в окошке.

— А сколько это будет стоить? — спрашивает Женька.

— Наличными или перечислением?

— Что? — не понял Женька.

— Как оплачивать будете? — раздраженно спрашивает женщина.

— А… Наличными, наличными…

— Тридцать рублей.

Женька лезет в карман, вытаскивает деньги и отсчитывает их под окошком. Собственно говоря, он не отсчитывает деньги, а пересчитывает их.

Он оставляет себе пять рублей и робко спрашивает женщину:

— А человек двадцать пять можно?

— Нет, — отвечает женщина. — Не меньше чем тридцать!

Женька вздыхает и докладывает пятерку. На секунду он задерживает руку с деньгами и говорит в окошко:

— Только нам нужен экскурсовод… этот… который… блондинка.

— Елена Дмитриевна? Ратцева?

— Да.

— Пожалуйста! От какой организации экскурсия?

— Василеостровский кооператив извозчиков!

— Ваши все здесь? — спрашивает женщина, пытаясь выглянуть.

— Наши? Все! — твердо говорит Женька и вплотную придвигается к окошку.

Женька стоит и крутит в руках квитанцию.

По широкой лестнице спускается Лена Ратцева. Она замечает Женьку и узнает его.

Женька читает квитанцию и со вздохом прячет ее в карман.

Лена останавливается на лестнице и, улыбнувшись, говорит Женьке:

— Товарищ, вы от кооператива извозчиков?

— Я? — растерялся на мгновение Женька. — От кооператива…

— Где же ваши люди?

— Люди?.. Дело в том… — Женька вдруг решается. — Дело в том, что люди — это я!

— Так, — сухо говорит Лена. — Позвольте вашу квитанцию.

Женька показывает ей квитанцию.

Лена посмотрела и совершенно спокойно говорит:

— Ну что ж… Раз вы все в сборе, — она критически оглядывает Женьку, — мы можем начать экскурсию. Прошу вас, товарищи извозчики!

Лена поворачивается и идет вверх по широкой лестнице Русского музея. Женька плетется за ней…

— Младший лейтенант Червоненко! В штаб! С экипажем! — прокричал кто-то зычно…

Захлопнулась дверь за связным в бараке второй эскадрильи.

Червоненко вскочил со стула и стал быстро стягивать меховой комбинезон.

— Ну что, мученик? Сеанс окончен? — спросил Женька, складывая карандаши.

— Увы! — радостно ответил Червоненко.

— Ах, Веня, ты даже не представляешь себе, какой нынче натурщик слабый пошел!.. — пожаловался Соболевский Гуревичу. — И как он еще летать умудряется?!

Митька взял в руки рисунок, с удовольствием посмотрел на него и, широко улыбнувшись, сказал:

— Летать же легче, чудак! — Он с сожалением отложил рисунок, крикнул: — Короли воздуха, за мной! — И вышел из барака в сопровождении здоровенного Пастухова и того, который списывал текст с пластинки.

Не успела закрыться за ними дверь, как в барак просунулась голова Осадчего — моториста сто пятнадцатой «пешки». Он кого-то поискал глазами и наконец, увидев Гуревича, сделал ему таинственный знак.