Владимир Кунин - Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика [Повести]

— Эй, кто-нибудь! Помогите… Митьку убили…

И несмотря на то что все уже ждали несчастья, фраза штурмана прозвучала так неправдоподобно устало и спокойно, что никто из стоящих рядом с самолетом не двинулся с места…

— Архипцев, — послышался опять голос Пастухова, — ты здесь? Помоги…

Архипцев потряс головой, словно отгоняя от себя кошмар, и полез в кабину.

Все стояли подавленные и растерянные.

— Подожди, — сказал Архипцев. — Так не получится. Нужно снять с него парашют.

Из кабины на землю вывалился Митькин парашют, залитый кровью.

Все смотрели на парашют.

— Планшет сними тоже, — попросил штурман, и на землю упали планшет и пистолет в кобуре.

Из самолета выпрыгнул Архипцев.

— Давай… — сказал он в люк.

Из люка показалась запрокинутая голова Митьки без шлема. Архипцев подхватил тело Митьки под плечи, посмотрел на Веню и Женьку.

Они приблизились к Архипцеву.

Втроем приняли мертвого Митьку и неловко стали вытаскивать его из кабины. И когда все тело Митьки оказалось на руках Сергея, Вени и Женьки, из кабины неуклюже вылез штурман.

Он бессмысленно оглядел всех вокруг и вдруг хрипло сказал Сергею:

— Вот, понимаешь, какая история…

Митьку положили, а штурман стянул шлемофон с головы на лицо и сел на Митькин парашют.

Митька лежал на земле, и голова его свалилась набок, а гимнастерка была расстегнута…

С совершенно отрешенным лицом Женька присел на корточки и зачем-то стал застегивать пуговицы на Митькиной гимнастерке. Руки у него тряслись, и он долго не мог попасть пуговицей в петлю.

Архипцев наклонился и, отстранив Женьку, застегнул все пуговицы на Митьке.

Стояли вокруг ошеломленные парни. Трезвые. Испуганные…

На «виллисе» подскочил Дорогин.

Кто-то толкнул Пастухова. Пастухов поднял голову, увидел Дорогина и встал. Дорогин снял с головы фуражку и тихо спросил:

— Как же это так?

— Товарищ подполковник! — сказал Пастухов, глядя на мертвого Митьку. — При выполнений задания были атакованы истребителями. Пытались уйти…

— Фотографировали?

— Так точно… И станцию, и аэродром.

— И аэродром? — переспросил Дорогин.

Штурман кивнул.

Дорогин повернулся к двум девушкам в военной форме:

— Снимите фотоаппарат… Кассету в проявку, результаты в штаб…

Подъехала запоздалая «санитарка». Капитан в белом халате на ходу соскочил с подножки.

Дорогин повернулся к нему и молча сделал профессиональный жест летчиков «все выключено». Просто скрестил над головой руки…

Вечером в бараке было тоскливо и тихо. Кто-то валялся на койке, кто-то пытался играть в шахматы.

Лысоватый капитан пришивал подворотничок.

В углу, у окна, сидел младший лейтенант и пощипывал струны гитары.

Венька лежал на койке и смотрел вверх, над головой у него висели футляр скрипки, планшет и пистолет в кобуре.

Женька вытащил из альбома портрет погибшего Митьки, принес его к столу и бесцеремонно сдвинул в сторону шахматы.

— Ну-ка, подвиньтесь… — сказал он и приколол рисунок кнопками к столу.

Шахматисты пересели. Женька поставил на стол стакан с водой и рядом положил широкую мягкую кисть.

— Сахар есть у кого-нибудь? — спросил он, обводя всех взглядом.

Человек пять-шесть подошли к столу и остановились, разглядывая рисунок.

— Сахар есть у кого-нибудь? — повторил Женька.

— А ты что, чай пить с ним собрался? — зло отозвался кто-то.

Не обращая ни на кого внимания, Женька сказал еще раз:

— Я спрашиваю, сахар есть у кого-нибудь?

— Подожди, Женя, — послышался из-за его спины голос Архипцева. — У него самого сахар был. Он его ложками ел…

Архипцев подошел к Митькиной койке, сел на корточки, достал потрепанный чемоданишко и стал выкладывать из него на одеяло все содержимое.

На кровать легли финский нож, новая фуражка, довоенная фотография Митьки в форме ремесленника, спущенный футбольный мяч, альбомчик и кулек сахару.

— На, — протянул Архипцев Соболевскому кулек и аккуратно положил все вещи в чемодан. Последней он положил фуражку, предварительно потерев околыш рукавом гимнастерки.

Соболевский насыпал в стакан с водой сахар и долго размешивал его кистью. Когда сахар почти полностью растворился в воде, Женька вынул кисть и стал покрывать портрет Митьки сладкой водой.

— Зачем это, Женя? — спросил лысоватый капитан. Женька повернулся к капитану, благодарно посмотрел на него.

— Понимаете, — сказал он только ему одному, — это нужно для того, чтобы рисунок дольше жил… Чтобы не смазался или не осыпался карандаш…