Сергей Дышев - До встречи в раю

«Автандил превзошел тюрьму, — покачивая блатной своей башкой, бормотал Вулдырь. — Ему поклоняются не за фиг. Он не слюнтяйничает, не идет на аплодисменты. Он молоток! Двадцать трех подельников закопал с почетом, очень красиво, мать его, слеза прошибает! Куражист проклятый, где же я тебя видел?»

Вулдырь мучился до самого обеда, десятки и сотни лиц, как на конвейере, проплывали перед его глазами, но ни на одном он не задержал своего взгляда. Бритые, угрюмые, волосатые, безбородые, в синеве нательных рисунков, счастливые полудурки с ничтожным сроком — все промелькнули, привет поэту, перед нами, все побывали тут…

Куражист веселый, кто ты?

Пробил счастливый час обеда, и Вулдырь, тщательно все обдумав и ни черта не решив конкретно, направился к Автандилу.

…На входе Вулдырь споткнулся. Путь преграждали все те же получеловеки с дубинками. Он не удивился их похабному виду — ужаснулся, потому что признал среди них крючконосого Дроссельшнапса, честного дебила Урюкана, беспощадного националиста Жагысакыпова, бывшего прапорщика Жестокова и украинского самоеда Бырбюка. Весь колорит крытой будто подшустрил на сходняк ради его, Вулдыря, персоны. И струхнул он, вспомнив, что в законе объявил себя. И теперь любой из них мог дать ему по ушам, а потом по-серьезному перо в печень, шило в ухо — и быстрым бегом на выход.

— Окурок, привет! — сказал он бывшему прапорщику. — Однако замацал ты клевый прикид! Я к боссу, мал-мал базар нужен…

Жестоков ответил более чем странно:

— А вы записывались на прием?

— Окурок, ты чо, родину-маму забыл? У тебя же губа не зажила еще, плитку в крытой нюхал, ты никто, два шага в сторону — и околеванец!

Бывший прапорщик смежил брови, потускнел, как расплавленный чайник, деревянными губами сложил фразу:

— Не положено! — И решительно взмахнул палкой — словно отсекал все былое.

А рядом, будто грибы, вылупились на поверхность еще двое — маленькие, дрянные и тоже с дубинками: глупец Урюкан и волосатый Бырбюк с позолоченным картонным трезубцем на шее.

— Ладно, бродяги, не понтуйтесь! — убавил тон Вулдырь. — Скажите, что человек пришел, интерес есть.

Окурок сунул руку в единственный карман и, качнувшись влево-вправо, пошел в покои Автандила.

Через пять минут он вернулся и, оглянувшись воровато, произнес:

— Кажись, примет…

А Жагысакыпов сладко прошептал в ушную раковину Вулдыря:

— У нас ведь строго. Если вас представят, то обращайтесь непременно «глубокочтимый Верховный Иерарх». Или сейчас прививается более упрощенное народное приветствие: «Ваше величество!»

Тут перед ним вырос торжественный Окурок и объявил:

— Автандил Первый ждет вас!

Он отворил двери и ушел в тень.

Иерарх сидел в кресле, похожий на изваяние Тутанхамона. Кресло обтянули кумачом, оставшимся от былых запасов времен коммунистической пропаганды. И зря, багровый халат Автандила, да и сам он сливались на красном фоне. Лишь голова торчала — серьезно и напыщенно. Теперь Вулдырь смог рассмотреть Цуладзе основательно. Обезжиренное лицо с атрофированными мышцами, вздрагивающий рот, чужеродный и лживый, расплывшийся нос с горбинкой, черная риска усов, глазки — стальные шарики. Автандил распахнул халат — и стал заметнее. Под ключицами у него отросла шерсть, ее выгодно оттеняла золоченая цепь с медальоном. За спиной Цуладзе стоял юный балдежник, казенно улыбался и помахивал опахалом из крашеных куриных перьев.

Жагысакыпов кивнул в сторону табуретки. Вулдырь хмыкнул и подчеркнуто аккуратно присел.

— Кто ты и чего хочешь? — разверз уста Автандил.

— Фамилия моя ничего не скажет. А кличут меня — Вулдырь. Сидел в тюрьме, что по соседству. Авторитет среди своих, вор в законе, если непонятно.

— А потом «зеленый прокурор» освободил? — усмехнулся Автандил одними губами.

— Это — ежели в тайге. А здесь — пустыня, и Кара-Огай за прокурора…

— Ну говори, чего пришел? — перебил Автандил.

— Автомат у меня есть, — как бы скучая, произнес Вулдырь. — Не знаю, чего с ним делать…

— Продать хочешь?

— Кто ж нынче продает оружие? Продал — и тут же под стволом заработанные башли вернул.

— Так чего же просишь, бродяга? — нетерпеливо спросил Цуладзе.

— Опробовать его в деле! — ответил резко Вулдырь.

— Говори — как…

— Пусть все выйдут, — попросил Вулдырь.

Иерарх сделал знак, и приближенные покинули помещение.

— И этот тоже, — кивнул он в сторону юноши с опахалом.

— Он глухонемой и, кроме того, абсолютный дебил, — разъяснил Цуладзе.