Милош Крно - Лавина

— За мной, вдоль ручья!

Недалеко затрещал автомат. Янко не успел залечь, но в этот момент из-за его спины выскочил Феро Юраш, закрыл его своим телом и рухнул на землю. Над ними просвистели пули, и Феро почувствовал, как легко стало у него на душе.

«Кажется, спас я Янко, а то убили бы его». Он посмотрел Янко прямо в глаза. Взгляд его был теплым, чистым, переполненным радостью. Янко встал, благодарно пожал ему руку и, сгибаясь, побежал к ручью.

На другом конце окопов из-за бруствера показался Светлов. Он встал, широко расставив ноги, залитый лунным светом. В правой руке он держал автомат. Вскоре рядом с ним появились другие бойцы.

Светлов долго ждал этого момента, старательно готовился к нему. Долго объяснял ребятам, что партизан должен быть смелым, как орел, и нападать неожиданно, как рысь.

Он огляделся вокруг, устремил взгляд вдаль и взволнованно закричал:

— Товарищи, вперед!

Голос командира вселил в партизан уверенность и отвагу. С гор мчались они к Погорелой навстречу вражеским пулям.

И как раз в это время загремели за горными вершинами орудия. Их канонада была сильнее, чем когда-либо прежде.

Когда солнце поднялось из-за гор, немецкий танк, на который обрушилась передняя стена зернохранилища, все еще дымился. Стрельба утихла, в уличном бою партизаны оттеснили немцев к площади.

Из зернохранилища выбежала Приесолова. Чвикота со старым Приесолом отнесли к доктору Главачу раненого партизана. Пока было нужно, они сидели у телефона, потом заботились о раненых. Мишо открыл окно и закричал:

— Пани Приесолова, нашли вы отца?

— Нет, говорят, он ушел к Газдикам, у тех, дескать, погреб получше.

Мишо закрыл окно и устало опустился на стул. Работы у него было по горло. В столовой и в кухне лежало пятнадцать раненых партизан. Целую ночь Мишо не сомкнул глаз. Боевой энтузиазм ребят передался и ему. С напряжением ждал он утром начала атаки. Теперь он один, штабной врач убит в бою, а его отец где-то прячется. Это безответственно. Вступил в революционный комитет, а когда надо помогать, забрался в погреб. Ну да ладно, как-нибудь он и сам справится. Ему помогала Приесолова, ловко у нее это получалось. Хорошо еще, что у отца много перевязочных материалов.

Он подошел к окну и увидел на улице Эрвина с Пуциком. Они осторожно шли с винтовками на плече, останавливаясь у заборов, как бы вынюхивая, нет ли во дворах спрятавшихся немцев. Увидев Эрвина, Мишо вспомнил охотничий домик. Краска стыда залила его лицо, ведь тогда он был одного с ними поля ягода.

Со стороны площади послышались две короткие и одна длинная пулеметные очереди. Гитлеровцы получили приказ удержать Погорелую любой ценой, чтобы партизаны не прорвались к шоссе. Они догадывались, что именно шоссе является целью наступления, и заняли дома на площади, отступив перед рассветом с верхнего конца деревни, где не смогли справиться с партизанами.

Фронт еще держался, поэтому они чувствовали себя в Погорелой уверенно, тем более что получили подкрепление из-за Вага.

Перед сельской управой остановились три грузовика, из них выскочили немецкие солдаты. На этернитовой крыше сельской управы приоткрылось окошечко, и на момент показалась кудрявая голова. Солнечный луч пробрался через щель на темный чердак и осветил лицо Имро.

Имро Поляк стоял на лестнице под самой крышей. Он нагнулся и сказал двум рабочим-кожевенникам, державшим в руках винтовки:

— Займите вместе с остальными вход.

Когда рабочие скрылись за железными дверями, Имро еще раз выглянул из окошка. Немцы, столпившиеся вокруг автомашин, напоминали рой жужжащих пчел.

Глаза Имро заблестели. Сейчас, сейчас надо бросить гранаты. Такую возможность упускать нельзя. У него две гранаты. В самый раз. Как хорошо, что он раздал ребятам оружие, еще осенью закопанное в сарае. Хорошо, что утром, как только началась эта кутерьма, они незаметно заняли этот чердак.

Затаив дыхание, он снял предохранитель с первой гранаты. Было тихо, только прошуршало кольцо, упавшее на стружки, да где-то в углу, заставленном всякой рухлядью, через щель в этерните на кипы старых газет капала вода. Капала равномерно и монотонно.

Он выждал момент и принялся шепотом считать:

— Двадцать один, двадцать два, двадцать…

Внизу раздался взрыв.

Имро был сильным человеком, определившим свое отношение к жизни, эмоционально устойчивым. И теперь он совершенно хладнокровно снял предохранитель со второй гранаты и швырнул ее через окошко. Потом схватил автомат и принялся косить тех, кто еще оставался внизу в живых. Расстреляв весь диск, он хотел соскочить с лестницы, но в этот момент на площади затрещал пулемет, этернит на крыше треснул и одна из пуль угодила Имро прямо в грудь.