Милош Крно - Лавина

Потом он рассердился сам на себя: обычно, когда он думает о бое или видит его во сне, чувство страха бывает ему чуждо, а вот сейчас, да и не только сейчас, а часто перед самой операцией, это чувство возникает в нем и усиливается, и каждый раз он должен бороться с ним. Оно исподтишка, словно вор, закрадывается ему в душу.

Оставалось всего каких-нибудь две минуты, и кровь закипела в его жилах. Теперь его мысли были как бы мыслями совершенно другого человека, не того, который только что рассуждал о смерти.

Он думал не об атаке, а о рассвете, о жене, о том, как она его встретит. Он думал о том, как они соберутся у Пашко и примутся рассуждать: так, немцы проиграли, с чего теперь начать? А у него уже готов ответ: «Фабрики будут нашими, рабочими, нашей будет и кожевенная фабрика, и лесопилка. К черту Захара и Газдика! Разделить между беднотой поля Линцени, судить Ондрейку!»

Да, так он им скажет. И еще кое-что: из Погорелой следует сделать город что надо, построить, открыть цементный завод и помогать друг другу, а не завидовать. Ну а Людо он пошлет учиться, прямо в Братиславу.

Он еще раз зажег спичку, посмотрел на часы, и его охватило радостное возбуждение. Он молча посмотрел на лежавших рядом с ним в темноте на влажном мху партизан и тихим голосом сказал:

— Ну, ребята, пошли!

Они пробрались между деревьев, перебежали через дорогу и правым берегом Погорелки, заросшим голым сейчас ивняком, начали приближаться к немецким окопам. Примерно в полукилометре справа по пашне наступала еще одна большая группа, которую вел Акакий. Эти передовые группы незаметно ползли вперед, как два громадных щупальца, за которыми к опушке леса двигалась черная масса человеческих тел.

Феро Юраш уже слышал речь, доносившуюся из вражеских окопов. Он прижался к земле, а за ним Грнчиар, Плавка и остальные. С правой стороны их закрывал высокий берег. Теперь Феро Юраш считал уже не минуты, а шаги, и сердце его было> преисполнено смелости. Еще всего пятнадцать, четырнадцать…

Из окопов вырвался луч прожектора. Он отразился в ручье и погас под горой, так и не добравшись до второго передового отряда.

Плавка зажмурил глаза и так полз дальше. Его беспокоило торчащее дуло тяжелого пулемета, который, как ему казалось, держал на прицеле именно его. Но через два метра он оказался под прикрытием бруствера.

— Только бы нам их выбить оттуда, — шепнул Плавке Грнчиар, сдерживая дыхание.

Плавка перестал дрожать, перестал бояться за свою жизнь, он почувствовал себя частью этой лавины людей, которая двигалась вперед.

Немцы не проявляли особенной бдительности, да и в окопах их было немного, партизаны знали об этом. Феро Юраш улыбнулся, услышав доносившийся с конца окопов храп. Он уже собирался приказать ребятам бросать гранаты, когда довольно далеко от них залаяла собака, и сразу же вслед за этим раздались первые взрывы.

Ребята поняли: это пошел в атаку Акакий. Не надо было давать команду, они вскочили на бруствер, и гранаты, описывая большие дуги, полетели в то место, где торчало дуло пулемета. Последний из ребят Феро вскинул руки вверх и рухнул наземь. Феро Юраш и остальные прыгнули в окопы. Перед ними лежали два мертвых немца, кто-то убегал, стреляя во все стороны. Феро Юраш бросил в том направлении гранату, потом схватил автомат и дал две короткие очереди.

— Мертвый, а схватил меня за ногу, — выругался Грнчиар, выстрелил в лежащего и побежал вслед за Юрашем.

Он сплюнул с отвращением, а когда у него над головой просвистела пуля, вылетевшая из леса вслед за громовым «ура», быстро пригнулся и закричал:

— Наши, наши!

Сердито оглянулся и сказал, обращаясь к Плавке:

— Вот сволочь, я думал, он подох, а он меня за ногу, дьявол.

На коротком отрезке окопы не были окружены. Группа немцев, которым удалось бежать, залегла и открыла стрельбу. Грнчиар вскрикнул от боли.

— Что с тобой? — спросил его Юраш.

Грнчиар простонал, в его голосе прозвучала злость и обида:

— Бога мать, в задницу мне попал! — Он осторожно ощупал брюки и проворчал: — Нет чтобы в мышцы, так прямо в задницу, тряпка вшивая!

Юраш не выдержал и рассмеялся, но Грнчиару было не до смеха. Он погрозил Кулаком:

— Если бы знал, кто этот болван, живому бы ему уши оторвал!

В числе первых прибежал к окопам Янко Приесол. Он огляделся вокруг, а увидав Юраша, крепко обнял его:

— Замечательно, Феро!

Лицо его светилось восторгом, а сердце было полно любви к ребятам. Он вскочил на бруствер и крикнул партизанам: