Равиль Бикбаев - Бригада уходит в горы

— Ловить его суку будем, — кричу я бойцу, — ты из ПКМ бьешь. Очередь. Пауза. Очередь. И так пока лента не кончится. Он тебя высматривать и выстреливать будет. Вот тут я его и поймаю. Понял?

Очередь! По противоположенной горе бьет второй номер Лешкиного расчета, трясется его пулемет. Прочесывают пули все камушки все подозрительные места где мог засесть снайпер. Я лежа установив на сошках свой РПКС не моргая до рези в глазах смотрю на гору. Дрянь дело. Расстояние по прямой около семисот — восемьсот метров. Много для прицельного выстрела из РПКС, достаточно для винтовки с хорошей оптикой. Очередь. Режут пули с ПКМа горный кустарник, крошат и раскидывают камни. Одна надежда. Что не выдержит снайпер или стрелять начнет, или со своей позиции попытается уйти. Еще очередь и еще. Уже с четырех пулеметов чешут гору ребята из Лешкиного отделения ПМК. Подползли ребята и включились в охоту за снайпером. А на горе нет ничего, нет никакого движения. Затаился дух. Не поймать его. Не хочет он в огненную дуэль сыграть. Не будет стрелять. От дороги вверх на горку цепью пошли солдаты. Немного человек десять. Не наши, то есть не с нашей роты, видать с четвертого батальона ребята. Ясно, будут местность осматривать. Искать снайпера. Тут ему уж не вывернутся. Начнет стрелять или передвигаться, обнаружит себя. Будет тишком отлеживаться, найдут его. Против десяти автоматических стволов ему с винтовкой не выстоять. Не выдержал дух, решил рискнуть, хотел уйти, пусть хоть и под огнем, но уйти. Мелькнул, и за камень, опять мелькнул. Снова чуть показался и… задержав дыхание плавно тяну я курок своего РПКСа. Короткая на три патрона очередь. Есть! Попал! Дернулся он. Зацепил я его. Хочет он отползти, медленно двигается, очень медленно. Еще одна очередь. Ну вот теперь он дернулся и затих. Как его тело пули из четырех пулеметов разорвали, уже не стал смотреть. 7,62 мм калибр ПКМа, когда очередь из него в тело попадает так она плоть на куски рвет.

Достаю бинт смачиваю марлю водой из фляжки и вытираю удивленное Лешкино лицо. Немного крови из него вышло, пуля в мозг попала и на вылет прошла. Закрываю правый глаз. Забинтовываю ему лицо, отвязываю от РД плащ- накидку и завертываю его. И… ничего не чувствую, не сожаление не огорчения и слез у меня нет. Только пустота. А ведь мы вместе домой собирались.

Еще одну плащ-накидку подает второй номер Лешкиного расчета, хотя теперь уже первый, эту накидку как носилки используем. Взяли за края, ну понесли.

А ты Лёха и не тяжелый совсем, не трудно тебя нести, неудобно только. Как же неудобно, ведь мы ж с тобой дружили. Другие ребята они так… сослуживцы, товарищи, приятели, а вот дружил я только с тобой.

— Убит? — спрашивает незнакомый высокий капитан кивая на Лёху, когда мы спустились вниз к машинам четвертого батальона, и не дожидаясь ответа распоряжается:

— Давай его к остальным, вот туда, — показывает рукой в сторону грузовой машины из подошедшей автороты.

Несем к машине и закидываем Лёху в кузов. Там в ряд лежат закутанные в солдатские саваны тела убитых. Пахнет в кузове прокисшей и свежей кровью, да мертвечиной. На солнце в жару трупы быстро разлагаются, бой уже двое суток идет, вот только закончился. Те что уже пахнут, это первые кого убили. С ними ты Лёха на дембель поедешь, не со мной. Прощай Алишер О*** — Лёха! Пока помнят тебя живые и ты жив, а я тебя помню.

— Помоги, а? — просит окликая меня знакомый военврач.

Я его у машины встретил когда к своей роте уже возвращаться. Лешкин второй номер, мой спутник к своим раньше убежал, а я бреду еле переставляя ноги и загребая сапогами дорожную пыль. Наша рота вся с гор спустилась вниз. Только на господствующих вершинах выставлены дежурные посты, мало ли чего. Когда основная колонна уйдет, их снимут с позиции и посадят на БМД арьергарда.

— Чего надо? — без интереса спрашиваю врача. Мне все так безразлично и противно, что только одно выражение осталось: «мне все по х. й». И к роте возвращаться не охота, ничего не охота, даже домой. Ушел бы куда подальше лег на землю и смотрел бы в синее небо. Как же все за…ло!

— Ребят из БМДэшки вытащить надо, — просительно говорит военврач, худое красное плохо выбритое лицо и спиртным от него тянет. Клюкнул уже.

— А я то тут причем? — равнодушно отказываюсь я, — пусть твой фельдшер лезет, или санинструктор с роты.

— Не могут они, — удерживает меня за рукав выцветшего и рваного х/б военврач, — пробовали, облевались и вылезли. Сгорели ребята в БМД, — тихонько добавляет он, и обещает, — я тебе медицинского коньяка налью и потом полную фляжку дам, я еще…