Равиль Бикбаев - Бригада уходит в горы

Не уважали мы ихнию армию, они нас недолюбливали, а тут… не интернационализм, просто обычная человеческая приязнь между людьми возникла, бывает же такое. Бывает только уж так редко, что надолго запоминается.

Царандой уходит, мы тоже собираемся. У наших ни у кого на форме не осталось ни звездочек ни знаков отличия, даже лычки у кого были и те поспороли и отдали. Десант, а после братания с афганцами на босяков дезертиров стали похожи.

Пока шли к месту общего сбора роты я все еще посмеиваясь полюбопытствовал:

— Жук! А чего тебе братка подарил?

— Да какой он мне братка?! — раздраженно повышенным тоном прикрикнул Жук, а потом все же достал из кармана х/б и показал подарок. Золотым солнечным сиянием сверкнул небольшой тоненький полумесяц на тонкой мелкозернистой цепочке.

— А ты ему?

— Знак «Гвардия» — нехотя признался Жук, и вздохнул, — я его на дембель берег, да вот отдать пришлось.

— Мы что одни всё тащить должны?! — разом возмутились Баллон и Филон шедшие за нами и несшие тяжелую набитую продуктами плащ-накидку.

Говорят есть такое поверье, что встреча двойника это к смерти. Ну не знаю как там в теории, а на практике Жук на дембель ушел живой и здоровый. Его афганский двойник «братка»? Не знаю, больше не встречал.

Советской гвардии афганский царандой, если ты жив, то теперь уж небось почтенный аксакал, уже небось внуки у тебя бегают. Может ты им с улыбкой рассказываешь про своего русского двойника и объясняешь, что была и промеж нас обычная человеческая приязнь. Надеюсь ты сохранил знак «Гвардия». Насколько я Жука знаю, он твой подарок точно сохранил. Насколько я его знаю уж он то точно рассказал своим детям, о своем афганском «братке» и о том что вспыхивала золотом между нами и афганцами обыкновенная человеческая симпатия. Вот только редко это было.

А ведь чаще совсем иначе все происходило. Мы пришли в Афган из двадцатого века, а они в пятнадцатом жили. Тут разница была не в летоисчислении, а в мироощущении. Они для нас чужими были. А мы? Мы то кем для них были? Инородным телом вот кем. А если инородное тело попадает в живой организм, тот бороться с ним начинает, а дальше: или болеет и умирает; или выздоравливает и выталкивает. Вот с нами боролись и вытолкнули. А ведь мы сильнее были, во всем их превосходили. В боевой технике подавляющее превосходство, в воинской выучке наши солдаты намного лучше духов были, не было не одно крупного боя которой бы мы проиграли. Да у нас были потери, но у них они были еще больше. Так почему? Почему же мы ушли? Ушли не потерпев военного поражения и проиграв эту войну. У нас истощились нравственные силы, у нас не хватило воли продолжать эту войну и на мой взгляд самое главное: нам простым солдатам не нужна была победа в этой войне. Не стоял вопрос перед нами вопрос: «Или мы — или они. Третьего не дано». Да мы очень неплохо воевали, но как-то без души, без того нравственного подъема который всегда приводил к победам русскую армию. На своей земле душа Афганистана оказалась сильнее, а духи были его воинами и это не тавтология, просто так вышло.

Мне не так то уж и часто с афганцами приходилось общаться. Ну кого я знал то по большому счету? Пару торгашей на Кундузком аэродроме, те кому мы продавали трофеи. Хитрые, нравственно скользкие и весьма неприятные люди. Ведь знали, знали они суки такие, откуда мы барахло брали. И ничего все брали, по дешевке покупали вещи, поощрительно улыбались когда мы к ним заходили. Афганская армия и царандой? За всех говорить не буду, но те кого я встречал лично, были… ну не хотели они воевать вот и все, нам за них отдуваться приходилось. Бывало что и пиз…ли их за это. Мирное население? Ну как я их мог увидать в их обычной жизни, да никак. Во время операций мы заходили с обыском в их дома. С оружием вламывались в их жизнь, искали винтовки и автоматы, пулеметы и взрывчатку, боеприпасы, а находили… ну в общем с таких операций мы всегда затаренные барахлом возвращались. А они стояли и смотрели на нас, растерянные, испуганные, робко-приниженные и… постоянно шло пополнение в отряды моджахедов.

Душманы? Видал я их и не раз. И в бою встречался и на пленных любовался. Ну бой это дело понятное, в тебя стреляют и ты стреляешь, вот и все дела. А вот пленные… до дрожи до судорог они нас боялись. Ну и не церемонились с ними. Ожесточается человек на войне, вот и… ну тем кому очень сильно повезло, тех местным властям передавали. В оправдание одно скажу: резать наших пленных, духи первые стали. Первые месяцы в Афгане наши вообще пленных отпускали, в самом худшем случае дадут пару раз по морде и катись бабаёк к себе домой. А потом, когда наших убитых товарищей в цинковых гробах домой провожали, потом, когда видели как разделывают наших ребятишек угодивших к духам в плен, то… эх под такую мать, вот и понеслась война по кочкам. И еще скажу: удовольствия от этого никто не получал, садистов среди нас не было. Как поступал лично я? Скажем так: я от участия в таких мероприятиях уклонялся, а меня никто и не заставлял. Бывало такое, что иной раз и отпускали захваченных духов. Одного помню: вот тот настоящий мужик был, помолился и молча встал под стволы, не валялся в ногах не просил о пощаде. Его то как раз и отпустили. Пацанов лет пятнадцати-шестнадцати кто с дури в отряды к духам попал, тоже отпускали. Конечно они уже не дети, но и не взрослые. «Да его на хер! Еще такой грех на душу брать» — так один раз в этом случае П*** сказал. И все с ним согласились. Стариков, женщин и детей никогда не трогали. Вот уж чего не было, так не было.