Рыбы поймали мало, но на уху хватило. Кашеварил Ходанич. Втроем похлебали из одного котелка. Угли забросали сырым лапником, сверху поставили шалаш — и готово походное жилище. Спать ложились с наступлением темноты, но сон не шел. Ворочались, курили. В этот раз Боярчук решился, сказал, не таясь:
— Нет, такая жизнь не по мне. Мы такого на фронте наелись по уши. Я и Сидору сказал, уйду от вас.
Парни замерли. Даже дыхания не слышно стало.
— Уйду на хутора. Пережду, — продолжал Борис. — Не может так тянуться без конца. Мы ведь молодые. Нам жить да жить надо. Семью заводить, хлеб сеять, детей растить.
— Намедни ушли четверо, — осторожно обмолвился Ходанич. — Пока никаких известий нет.
— А мне идти некуда, — неожиданно сказал Жаба, — братнева кровь на мне.
— Ты убил своего брата? — ужаснулся Петр.
— Не я убил. Но я не помешал, хотя мог.
— Как же это было?
— Прошлой осенью мы с братом рожь косили. Добрая выдалась рожь. Земля-то, почитай, всю войну спала. Колосья аж до груди доставали. Поклали на воз, на гумно везти. Тут и они явились. Прикинули, сколько намолоту будет. Велели две трети в лес доставить.
— Отказались?
— Свезли, — тяжело выдохнул Михаил. — Только меньше, чем велено было. Советской-то власти тоже сдавать нужно. И самим зиму жить.
— На троих поделили?
— Для первого раза избили нас смертно. Не удержался брат. Донес в милицию. Понаехали к нам, стали вдругоряд перемерять все. Говорят, мы бандитам больше дали, чем советской власти. И что мы прямые пособники националистов. Вот тут брат и взъярился. Кинулся на следователя с кулаками. Застрелили. Крик, шум. В сумятице-то я и утек в лес.
— Вредитель тот следователь, — в сердцах сказал Ходанич. — Его самого к стенке надо ставить.
— Все равно мне теперь прощения нет, — после долгого молчания вновь заговорил Михаил. — Скоро год, как в банде.
— Да и как уйдешь, если с тебя глаз не спускают?
— Надо напроситься на боевую операцию, — подсказал Боярчук. — Если не удастся сдаться, можно притвориться убитым.
Ему никто не ответил. Больше они на эту тему не разговаривали. Но с той поры, и это Боярчук почувствовал сразу, между ними установились иные отношения. С виду все осталось по-старому, но за каждым словом, за каждым взглядом им виделись свои, только им понятные намеки и желания. Они чаще стали держаться вместе.
В день, когда велено было вернуться на базу, Боярчук предположил недоброе.
— Видно, готовится серьезное дело. Нельзя прозевать момент. Мы должны узнать, что затевается, и постараться, чтобы не обошлись без нас.
— Я упрошу Кудлатого, — пообещал Михаил.
— Только не суетитесь, — предостерегал Борис. — Прыщ — старый лис. Читает мысли по глазам. При нем набрать в рот воды!
— С собой бы его прихватить! — не утерпел Ходанич.
— Выкинь из головы! — резко осадил его Борис. — Есть вещи поважнее.
Никто не стал с ним спорить. Только Михаил сказал:
— Мы на тебя надеемся, а в нас не сомневайся. Сделаем, как скажешь.
Ходанич согласно кивнул головой. Боярчук впервые за последние дни радостно улыбнулся и протянул парубкам руку.
* * *
Сидор был вне себя: четверо бандеровцев добровольно сдались чекистам, пятеро сгорели в Копытлово вместе с запасом бензина для мотоцикла и грузовика; посланный за продуктами Капелюх с группой разведчиков напоролся на засаду. Вместо продуктов двое убитых, трое раненых. А чем их лечить? Кем их заменить? В лагере растет недовольство. Пришлось срочно отобрать охотников стрелять в бору дичь и рыбачить по лесным озерам. Но добровольцы, как правило, сами пожирали добычу, и проку от них банде было мало.
Главарь заперся с Прыщом, но, как ни крутили, все чаще сходились на предложении Боярчука уйти из здешних мест туда, где их не ждут.
— Боюсь, во время перехода утекут хлопцы из местных, — сокрушался Прыщ. — А дурной пример заразителен.
— А ты сделай так, чтобы не утекли.
— Легко сказать.
— Тоже мне, заместитель, — пренебрежительно хмыкнул Сидор. — Тогда слухай меня. Перед уходом устроим тарарам в Копытлово. Побьем активистов, сожгем строящийся клуб, а может, и всю деревню для страху. Там же оставим заслон. Вот туда-то и назначишь всех сомнительных. После того, что мы сделаем в селе, в плен брать не будут.
— Голова! — Восхищению Прыща не было предела.
— Это еще не все, — удовлетворенно потирал руки сотник, — уходить станем тремя группами. Каждой дадим свой маршрут. Будто бы свой! На самом деле пойдём друг за другом. И если кто ненароком отстанет от одной, попадает в лапы другой. Мы с тобой уходим последними.
Читать дальше