Владимир Масян - Замкнутый круг

— Советская власть здесь ни при чем, — глухо проговорил подполковник. — То, что с вами произошло, — преступное недоразумение. Сотрудник, допустивший в отношении вас превышение власти, будет привлечен к строгой ответственности… А вас после оформления протоколов отпустят домой.

— Када? Лет через десять?

— Сегодня, — хлопнул по столу Ченцов.

Бандеровцы зашикали на возразившего. Не сводили глаз с телефонного аппарата в руках Василия Васильевича. Тот вызвал следователя Семкина, а когда тот показался в дверях, приказал:

— Прошу вас сегодня же оформить материалы по амнистированию на этих четырех граждан.

Бывшие бандеровцы повскакивали с мест, наперебой сыпали словами благодарности. Ченцов коротко попрощался с ними. Ватными, негнувшимися ногами доплелся до этажерки. Плеснул в стакан валерьянки.

— Приляжете, товарищ подполковник? Вы белый как стена. — Ченцов и не слышал, как в кабинет вошел Медведев.

— Ничего, сейчас все пройдет. Привезли попа?

— Так точно. Будете присутствовать на допросе?

— Буду. Только дай немного отдышаться.

Медведев вышел, а Ченцов прилег на диван и закрыл глаза.

Сон был коротким и отдыха не дал. Ему снилась больничная палата. Белые стены, белое постельное белье. Но еще белее было лицо у его жены Ульяны. Во всем ее облике сквозила отрешенность. Она не узнавала мужа. Ченцов суетился у постели, неловко пытался обнять Ульяну за плечи, но ему это никак не удавалось. Вдруг он почувствовал, что в его объятиях не жена, а снежинка, которая тает, тает…

— Это я, я, — звал он. — Куда ты, Ульяна? Я принес тебе апельсин.

— А я хочу наших яблок, — услышал он чужой далекий голос.

— Будут тебе и яблоки. Я все достану. — И вдруг вспомнил: — А нам с тобой новую квартиру дали!

— Я знаю, какая меня ждет новая домовина…

Ченцов хотел громко возразить и проснулся. Жутко болела голова. Часы показывали полдень., «А ведь я еще не завтракал», — вспомнил Василий Васильевич.

Обедать Ченцов пошел вместе с Медведевым в железнодорожную столовую. Столики были заняты. У раздаточного окошка тоже вытянулась очередь. Пахло кислой капустой и борщом. Звенели алюминиевые миски и ложки. Громко щелкали костяшки счет буфетчицы.

— Следующий, — кричали на раздаче. — Что? Пять кусков хлеба? Да вы рехнулись! По норме положено три. Следующий!

— Что-то народу сегодня многовато, — растерянно проговорил редко хаживающий по столовым Ченцов.

— Может, вернемся в отдел, — предложил Медведев. — У меня сало есть, хлеб. Чайку скипятим.

Но их уже заметили. Из дальнего угла им махал рукой демобилизованный солдат с заметным шрамом на лице.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — Мужчина звал их за свой столик, подставляя к нему свободные стулья. — Не узнаете меня? Сидорук я, из Копытлово. Вы у нас на сходе выступали.

— Здравствуйте, товарищ Сидорук.

— А я ведь к вам ехал, товарищ подполковник, — обрадованно заговорил знакомый. — Не поверите?

— Решились председательствовать? — улыбнулся Ченцов.

— Какое там! У меня и грамотешки-то всего три класса. Желаем мы с хлопцами обратиться в окрестные села — организовать сельский батальон добровольческий и вместе с вашими солдатами выступить против банды. Всем миром навалиться и порешить их. Такое дело.

— А к нам-то что ж, за разрешением?

— За оружием! Люди согласные. Земля ждет, крестьянству работать надо. И так, чтобы без оглядки.

— Верные ваши слова, товарищ Сидорук. — Ченцов с удовольствием пожал фронтовику натруженную руку. — Обязательно поможем вам. Приходите к четырем часам, я дам нужные распоряжения.

Нежданная встреча с Сидоруком вернула Василию Васильевичу хорошее настроение. Поэтому, наверное, хмурое и озабоченное лицо оперуполномоченного Семкина сразу привлекло его внимание. Ченцов знал молодого лейтенанта балагуром и весельчаком.

— Что случилось, товарищ лейтенант?

Вместо ответа Семкин протянул телеграмму. Подполковник прочитал: «Мать в больнице, тяжелая, приезжай. Соседка баба Паша». Мать лейтенанта всю страшную блокаду Ленинграда проработала на токарном станке в холодных корпусах Балтийского завода, хотя по профессии была библиотекарем. И без того слабая здоровьем, женщина с трудом пережила блокаду. Изможденная, она так и не смогла поправиться.

— Я понимаю, товарищ подполковник, — словно винясь, проговорил Семкин, — сейчас никак нельзя. Каждый человек на счету…

Ченцов вспомнил слова Груздева. Однако спросил: