Сигизмунд Дичбалис - Зигзаги судьбы

Тем же вечером я появился в углу, где лежала больная, с литровой бутылкой дезинфекционной жидкости, коробочкой пилюль от малярии и едой.

С помощью двух женщин из лагерной среды, больная была обтёрта с ног до головы тёплой водой, смешанной с дезинфекционной жидкостью, и переодета в мою рубашку и кальсоны. Накормив её немного, я уговорил её принять пилюли и уложил на чистую солому. Бельё её было выстирано, и после повторения процедуры с обтиранием, пилюлями и едой, моя больная начала выздоравливать. Я проводил с ней каждый вечер, разговаривая о том и о сём, и как-то незаметно мы оба дошли до того положения, когда дружба вот вот могла перейти в другое чувство, более пылкое и более интимное.

Однажды, вечером, мы находились рядом и в том состоянии, когда уже не рассудок командует действиями, а молодая кровь и влечение друг к другу требуют своего. Вот в этот момент я и заметил слезы, льющиеся по щекам Валентины. На мой вопрос, почему она плачет, чуть слышным шепотом она ответила мне: «Саша, милый, люблю я тебя очень, хочу быть твоей, но как я потом докажу дома на Кубани, что я не трепалась с немцами? Я голодала и терпела много, но сохранила мое девичество для того, чтобы доказать дома, что не спала с немцами за кусок хлеба».

Бедная благородная дочь кубанского казака, что с тобой случилось по возвращении на твою Родину? Помогла ли тебе твоя невинность оправдаться перед односельчанами? Ты была моложе меня, может, прочтешь эти строки и вспомнишь этот случай? Я так гордился тобою! И горжусь!

Валя уехала, а я всё ещё был в почти пустом лагере, и моя судьба была в чужых руках.

Однажды, пережёвывая кусок хлеба после весьма и весьма скромного обеда, я почувствовал чью-то руку на моем плече. Обернувшись, я вскочил из-за стола. Передо мной стояла женщина в форме майора СМЕРШа, и даже с орденами. Перед этим я видел её только в здании, где нас проверяли. Туда я приносил заказанный спирт, раздобытый у аптекаря. Ей нужен был шофёр и переводчик, и ей указали на меня. Мы долго ехали на юг от Хемница, пока я не нашёл маленький госпиталь для больных венерическими болезнями. Он был набит офицерами Красной Армии. Как ни странно, но весь обслуживающий персонал и врачи госпиталя были немцами.

Майорша поручила мне узнать, где находится капитан такой-то, сама осталась в машине. После расспросов и объяснений мне указали на флигель постройки, предупредив, что там лежат безнадёжные, и доступ к ним ограничен.

Об этом я доложил моей пассажирке, сидевшей в машине. Немного обдумав ситуацию, она вышла из машины, и мы пошли опять к главному врачу за разрешением посетить палату, где лежал офицер, которым она интересовалась. Главврач сам пошёл с нами и через меня объяснил майорше, что он рекомендует не подходить к постели больного, а, как в родильном доме, посмотреть только через стеклянную стенку.

В маленькой палате лежало четверо. Когда мы подошли к стеклу, только один повернул голову в нашу сторону, другие были вроде как без сознания. Наша майорша, её звали Зоей, долго смотрела на кровать у окна. Что происходило в её душе, сказать трудно, но, после того как врач ответил на её вопрос о возможности выздоровления пациента отрицательно, пробурчав что-то вроде: «Так ему, сукину сыну, и надо», она повернулась и вышла из палаты.

Долго она молчала по дороге домой, потом, вдруг повернувшись ко мне, спросила, как меня звать. Я ответил. «Сашка, отвези меня куда-нибудь, где можно будет выпить без помех», — последовал приказ-просьба. Дело было уже к вечеру, и я не мог придумать ничего другого, как привезти Зою к аптекарю.

Опять она осталась в машине, пока я объяснял немцу, что от него требуется. Через пару минут он пригласил нас в свой кабинет с письменным столом, покрытым зелёной скатертью. Там уже стояла бутылка какой-то настойки, стакан и тарелка. Аптекарь вежливо уверял, что как только его жена управится на кухне, он принесёт закуску.

«Выпьешь со мной?» — последовал вопрос Зои, и она знаком дала понять аптекарю, что нужен ещё один стакан.

Вот так началось близкое знакомство между майором СМЕРШа и солдатом РУССКОЙ ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ АРМИИ.

Она пила, как лошадь, закусывая свининой, картошкой и кислой капустой. После второй бутылки она уже не замечала, что мой стакан остаётся полным.

С болью в сердце и слезами рассказала она, что умирающий сифилитик является её зятем, а её дочь, медсестра, инвалид войны, изувечена и изуродована. Зять — то ли с горя, то ли от распущенности — подхватил заразу в Польше, и, не решаясь признаться, скрывал болезнь, пока не стало поздно…