Сигизмунд Дичбалис - Зигзаги судьбы

Одним утром всех, кто был зарегистрирован как русский, собрали, пересчитали, посадили в машины и повезли в Нюрнберг. Только там, за колючей проволокой, мы узнали, что нас отправляют в Советскую зону, для передачи Советам. Громких протестов не было, так как таких, как я, в этой группе не нашлось — все были насильственно угнанные немцами на работу в Германии.

Имея при себе клочок бумаги с фальшивыми данными о моей работе у фермеров, который я получил от бургомистра Герцогенаураха, я выжидал удобного момента для побега. Но не тут-то было. Погрузка в вагоны произошла тут же в лагере за проволокой, товарный вагон с двумя десятками людьми закрыли и заперли, и через несколько часов мы остановились на границе между американской и советской зонами.

В вагоне все приутихли. Была слышна русская речь (и даже иногда русский мат). Состав обыскивали как снаружи, так и изнутри. Кто-то вертел ключом в замке, дверь вагона приоткрылась, и молодой солдат зашел в вагон. «Оружие есть?» — спросил он, не глядя на нас. «Нет», — ответили мы. Но все равно пришлось открывать чемоданы, сумки и мешки для проверки.

Девчата заговорили с солдатом, — откуда он и т. д. «Разговаривать с вами запрещено», — ответил молодой красноармеец, поглядывая на дверь, за которой стоял на земле его напарник. Нам стало как-то холодновато на душе. Ведь говорили, что Родина ждёт своих сыновей и дочерей!?

Таких проверок-обысков было три, и каждый раз в наших чемоданах уменьшалось количество личных вещей. Ну, мой нож, подаренный мне американцами за мое усердие на спортивных снарядах, мог бы быть принят за опасное оружие, но моя зубная паста, зеркало для бритья, боксёрские рукавицы, тоже, к сожалению, были конфискованы как «оружие».

Ах, ведь едем на Родину, ну чего же там болеть душой за безделушки!

До Родины мы не доехали, состав остановился на запасных путях около вокзала города Хемниц. Нас выгрузили и поместили, женщин и мужчин вместе, в здание какого то склада. Отсюда вызывали по алфавиту на проверку в кабинет с тремя представителями СМЕРШа, о котором мы уже наслушались от прибывших сюда до нас.

Охрана была, если она была, очень слабой, но никто даже не думал о побеге, все, в том числе и я, были переполнены чувством радости, хоть и смешанном с чувством неуверенности, что мы возвращаемся на Родину.

На второй день нашего пребывания под крышей этого огромного здания ко мне подошел человек одетый по-граждански. Спросив меня, откуда я, он записал мою фамилию вместе с двумя другими, которых я не знал, и предложил следовать за ним.

На чём он основывал свой выбор и знал ли он о нас перед этим, не знаю, но я был зачислен командиром взвода пожарной охраны. Второй парень, с белокурыми волосами, был назначен старшиной, а третий, украинец, с очень печальным выражением лица, — связным между нашим взводом, который нам надо было сперва набрать, и командиром охраны лагеря, майором, имя которого я теперь уже не помню.

Начались занятия, проверка шлангов и оборудования, учебные тревоги и т. д. Состав людей взвода менялся чуть ли не каждый день. Люди вызывались в СМЕРШ, проверялись и назад не возвращались. Как ни странно, но меня эта проверка как-то обходила стороной, и я оставался на прежнем месте. Так продолжалось до тех пор, пока не остались только двое — мой связной и я.

Население проверочного лагеря состояло из нескольких офицеров СМЕРШа, нескольких гражданских, часто уезжавших куда-то на пару дней и возвращавшихся на короткий срок опять. Иногда в лагерь на машинах привозили новых возвращенцев, которые задерживались только на несколько дней перед отправкой на восток. Куда — не знал никто. Нам удавалось сдружиться с несколькими из них, они обещали написать письма после прибытия на Родину, но ни одного письма ни от кого не пришло. Одно из таких близких знакомств очень запомнилось.

Очень милая, и даже очень красивая, девушка, родом с Кубани, задержалась в лагере по болезни. Лежала она одна в углу склада, её трясло, как в лихорадке, какая-то сволочь украла у неё чемодан с переменой белья, и несчастная, пропотевшая и изголодавшаяся, страдала как от голода, так и от невозможности сменить бельё. Такой я её нашёл во время одного из моих обходов для проверки пожарной безопасности.

У меня была возможность выходить за пределы лагеря, доставая спирт или что-то вроде самогона у немцев для офицеров СМЕРШа. Добывал я это у одного аптекаря в Хемнице, который вдобавок занимался также и проявкой фотоплёнок и продавал плёнки для фотоаппаратов, имевшихся в лагере.