Сигизмунд Дичбалис - Зигзаги судьбы

Мы решили попытать счастья на следующем хуторе. Время было к вечеру. Дом был в темноте. По жребию на долю Станислава выпало зайти в дом, а мне, вооруженному дубинкой, караулить у калитки и голосом или делом помогать ему в случае необходимости. Было видно, как Стас постучал сперва в дверь, потом в окно, заглянул в сарай, постучал в дом опять, но всё безответно.

— Не могу, — сказал он вернувшись. — Вором никогда не был, а взламывание двери поставит на нас печать грабителей.

Его чувства были понятны, и мы опять вернулись в лес для голодного ночлега.

На следующий день набрели мы на дом, стоявший прямо в лесу на склоне холма. Из трубы приветливо вился дымок, на дворе хозяин играл с собакой. Стас вручил мне несколько немецких марок и я, предварительно обратив на себя внимание все теми же словами: «Наздар, наздар», пошёл навстречу мужчине лет сорока, несколько напряженно смотревшего на меня. Враждебности в его взгляде не было, и я стал объяснять ему наше положение, в протянутой руке предлагая плату за что-нибудь съедобное. Вроде бы сочувствуя, чех предложил мне следовать вместе с ним к порогу, позвал хозяйку и велел ей собрать еды для «брата». Денег он не взял.

Через пару минут эта женщина принесла мне свёрток с чем-то мягким и большую кружку молока. Думая с жалостью, что у нас некуда перелить его, запрокинув голову, я стал глотать молоко и в тот же момент почувствовал, как что-то вроде дула ружья довольно сильно воткнулось в мою спину между лопатками. Хозяин стал толкать меня к сараю. Без раздумий, перекинув мой левый локоть через дуло, повернувшись и ударив его прямо в челюсть правым кулаком, я завладел ружьём.

В тот же момент Станислав, наблюдавший все это из-за кустов, заорал во всю глотку по-немецки:

— Руки вверх, а то будем стрелять!

Женщина завопила, прося прощения, хозяин смотрел на меня, как загнанный волк, кружка была все ещё в руке, но молоко расплескалось. Подобрав свёрток с едой, я вынул патроны, ударил дробовиком по забору, и, засунув в дуло скатанные денежные купюры, бросил ружьё на землю.

Станислав ждал, будто бы с автоматом, за кустами. Мы скрылись в лесу. Поднявшись опять на верх горной цепи, мы решили, что с добытым провиантом, а это был кусок копчёной свинины, мы продержимся несколько дней и за это время будем уже в Баварии. Ножей у нас не было, и мы откусывали от куска копченки по очереди, запивая её холодной водой, струившейся почти из-под каждого камня. Хлеба у нас не было. Мы остановились переночевать в маленькой пещере, наломав хвойных веток для подстилки. С помощью чудом сохранившейся зажигалки удалось разложить уютный костер, и мы улеглись спать. Но сон не приходил. Переворачиваясь с бока на бок, мы, вспоминая прошедшие дни, начали рассуждать о нашем будущем. В тот момент оно было в наших руках — дальше на запад или назад на восток к «своим».

К своим ли?

Наши надежды вернуться на Родину как её освободители от сталинского режима развеялись уже давно. Но мы всё ещё не верили в то, что западные союзники сохранят дружбу с Советским Союзом, когда придет время делить Восточную Европу. Станислав был уверен в том, что начнётся спор, и нам только надо подождать, когда американцам будут нужны люди, преданные своей Родине и ненавидящие Сталина. «Пойми же, — говорил он мне, — ведь капитализм и коммунизм несовместимы».

Так, предсказывая политическую судьбу Европы, мы уснули в полном неведении о своем будущем.

Через пару дней, когда уже ничего не осталось от нашей копчёнки, мы перешли границу между Чехословакией и Германией. Мы увидели деревню, на улице были американцы и немцы. Американцы жевали жевательную резинку, а немцы, в большинстве своём в гражданской одежде, толклись вокруг полевых кухонь. Из огромных котлов выдавали постоянно прибывающим беженцам какую-то еду, организованную с санкции американского командования местным бургомистром.

Мы провели лето 1945 года в местечке Герцогенаурах, работая на американцев.

Станислав Гутчас. Фото 1945 г.

Станислав присматривал за кафетерием, а мне с помощью одного американского офицера, говорившего немного по-русски, удалось устроиться в спортивном зале, где я учил солдат и даже офицеров борьбе без оружия, штанге и гимнастике на снарядах. (Пришлось вспомнить время, проведённое в институте Лесгафта).