Девушка с досадой кидает трубку на рогатку аппарата. Сердце ее начинает колотиться. Что-то слишком часто сегодня рвется линия. Еще раз осмотрев клеммы аппарата, Машенька убедилась, что вся причина в обрыве. Она закрыла глаза и мысленно пробежала по всей линии. Провод не пересекал шоссе или поля, и танки не могли его порвать. Кто же оборвал этот провод? Немцы? Но здесь хоть близкий, но тыл.
Машенька закусила губу, и ей стало жаль покидать блиндаж. Теперь он казался уютным и теплым.
Перекинув через плечо ремень аппарата, Машенька заложила в свой ППШ свежий диск. Она была влюблена в свой автомат и даже фотографировалась для фронтовой газеты с ним на груди. Зажав ППШ под мышкой и нахлобучив шапку, она покинула блиндаж. Дул все тот же колючий декабрьский ветер, сгоняя с неба последние тучи. Ярко светила луна, лимонные дорожки пролегли между берез, и подковки сапог Тихоныча были отчетливо впечатаны в узкую тропинку… Машенька наклонилась к проводу и потянула его. Провод не поддавался.
«Дальше», — подумала Машенька и, не выпуская провода, быстро зашагала по тропинке. Провод, чуть слышно шурша, бежал меж ее пальцев, соскальзывал наземь, но девушка вновь поднимала его и только у бугра бережно опустила на снег. Обрыв был найден.
Положив автомат рядом, Машенька наклонилась над проводом и стала зачищать концы озябшими пальцами. Она торопилась, аппарат мешал ей. Машенька услышала шорох позади, но сдержала себя. Она медленно, как бы невзначай, покосилась влево и левой рукой взялась за холодный автомат. В трех шагах от нее сидела тень человека с поднятой, как дубина, оглоблей. Сердце ее остановилось, и она ощутила страшный шум в ушах и бег своей крови… Остальное произошло как-то само собой. Она упала на землю, перевернулась, и ее автомат прошил огненной и косой очередью тишину леса, и грудь человека, и его покачнувшееся искаженное лицо.
Облизав пересохшие губы, девушка встала, оглянулась и поползла по кустам. Колено ее задело за провод. Вспомнив о порванном проводе, Машенька вновь схватила концы и, оглядываясь кругом, соединила их.
Она хотела еще закрутить концы плоскогубцами, но слева, из-за куста, блеснул огонек, и пули просвистели над ее головой. Машенька вновь упала на провод и, прицелившись, ответила из своего автомата. Длинная очередь вздыбила снег под ее ногами. Машенька откатилась влево, к старой березе, не спуская взгляда с куста. Короткими очередями она отвечала невидимому противнику, но тот не умолкал, и пули его все точнее и точнее ложились вокруг Машеньки.
— Неправда! — шептала Машенька. — Неправда!
И вдруг губы ее дрогнули. Диск был пуст, а в спину ей бил автоматчик.
Звук карабина пресек перестрелку. Машенька вздрогнула и, не успев повернуться, услышала тяжелое падение человека позади себя и почувствовала горький привкус во рту. Белый куст закачался в глазах, куда-то глубоко-глубоко упала луна, и сразу стало темно, как в колодце, закрытом сверху.
Очнулась она уже в блиндаже. Тихоныч сидел на корточках у печки-каленки, подкидывал в нее смолистые ветки и медлительно курил крепкую махорку, поглядывая на огонь. Машенька улыбнулась какой-то странной и веселой своей мысли и чуть пошевелилась, чтобы поправить доску под собой.
Старый связист оглянулся и пристально посмотрел на нее.
— Ну чего ты? — сказал он. — Лежи знай. Вояка!
— Это ты его из карабина? Да? — спросила Машенька. — Какой ты все-таки молодец! Я думала…
Тихоныч нахмурился:
— Что ты думала?
Машенька засмеялась. Ей стало впервые уютно и хорошо в этом маленьком и тесном блиндаже.
— А я думала, что ты злой, — сказала Машенька.
Старый связист крякнул и сделал вид, что поперхнулся дымом. Он подошел к кровати, снял с себя шинель и бережно укутал ею девушку.
— Ну вот что, — сказал он, пытаясь говорить сурово, — ты, знаешь, не очень… Лежи — и все. Твоя смена окончена.
И, скрывая улыбку, он повернулся к Машеньке спиной и взял трубку.
— Алло! Да… да… «Промежуточная» слушает. Что с Машенькой? Да ничего. Это не девка, а ястребок. Врача? Не надо. Маленькая царапина. Я сам забинтовал. Что? Хотите ее от меня забрать? Ну, это дудки. Да. Какие дудки? Да те, что в лесу растут. «Промежуточная» — это вам не старый сарай, а штаб связи. Да.
Бушует огонь в печке. Изредка звонит телефон, и, хотя «Амур» давно уже отозвался и сделал что надо, старый связист все-таки вызывает его:
— «Амур»… «Амур»… Как слышите? Хорошо? Проверка линии.
Читать дальше