Бруно Апиц - В волчьей пасти

Бохов сорвал с головы шапку и провел рукой по волосам. Тяжко было принимать решение, очень тяжко!..

— Третья ступень тревоги?.. Нет, пока нет! Пока еще нет! Выждать!

Солнце поднялось выше. Синело небо, и веял ласковый теплый ветерок. Весенние лучи приукрасили все вблизи и вдали.

В лагере не видно было ни души. Он будто вымер. Мягкими лапами хищника бродила тишина вокруг бараков. Внутри сидели заключенные и молча ждали. Многие из них были уже готовы к походу. Возле отхожих мест кучками стояли люди. Сигаретка ходила вкруговую…

В семнадцатом бараке собрались руководители групп Сопротивления, тогда как члены ИЛКа находились у Кремера. Участники групп сидели в бараках, смешавшись с другими заключенными, и вместе с ними молча ждали.

В самых укромных закоулках лагеря притаились люди из лагерной охраны, готовые в любой миг выхватить из тайников оружие.

До двенадцати оставалось полчаса.

Риоман раздавал сигареты. Когда француз предложил их Кремеру, тот лишь покачал головой — он не курил.

— У них, видно, еще есть возможность удрать, — сказал Бохов — иначе они не стали бы нас эвакуировать.

И вдруг у него возникли сомнения. Правильно ли, что они собрали руководителей всех групп в семнадцатом бараке? Что, если за отказом лагеря выступить последует облава? Разве не может тогда случиться, что руководители попадут в руки эсэсовцев? Бохов посоветовался с членами ИЛКа. Еще было время произвести рассредоточение. Бохов изменил диспозицию. Он послал одного из членов ИЛКа в семнадцатый барак. Собравшиеся там разбрелись по своим блокам. Но на случай, если эсэсовцы в ответ на отказ эвакуироваться пустят в ход оружие, новое распоряжение гласило: первый же выстрел считать сигналом к восстанию. Тогда молниеносно должно быть роздано оружие и отдельные группы столь же молниеносно должны ввязаться в бой со своих исходных позиций. Совещание было окончено, члены ИЛКа разошлись.

Бохов тоже ушел в свой барак. Кремер остался один.

Двенадцать часов!

Напряжение достигло предела.

Пять минут первого! Все еще ничего нового. У ворот тоже никакого движения.

Глубоко засунув руки в карманы, Бохов шагал по своей комнате. В бараках парила мертвая тишина.

Десять минут первого!

И вдруг — голос Рейнебота в громкоговорителе. Этого ждали, и все-таки он больно хлестнул по нервам:

— Лагерный староста! Прикажите построиться!

Кремер стоял, согнув шею, словно ожидая удара по затылку. Приказ был повторен резче, хлестче:

— Марш к воротам!

Блоки загудели.

— Спокойствие, товарищи, спокойствие! Четверть первого.

Солнце сверкало. Перистые облака, радуя взор, плыли по голубому небу.

Двадцать минут первого.

Из громкоговорителя раздался крик:

— Где весь состав лагеря? Немедленно выходить!

Кремер оставался на том же месте. Теперь он тяжело повернулся и сел за стол. Широко раскинув локти, он подпер голову кулаками.

В бараках шум стих. Заключенные стояли у окон. Перед ними был пустой апельплац.

Внезапно заключенные в передних рядах бараков пришли в движение. Вытягивая шеи, одни через плечи других, они старались рассмотреть, что происходит у ворот.

Кремер тоже вскочил и поспешил к окну.

Две легковые машины въехали на апельплац и остановились. Из первой выпрыгнули двое: Клуттиг и Камлот. Из второй вышли Швааль, Вейзанг и Виттиг.

И вот гроза надвинулась! Несколько сот эсэсовцев промаршировали через ворота. Камлот отдал какие-то распоряжения. Были установлены пулеметы и в них вложены патронные ленты. За пулеметами разместилась цепь эсэсовцев с автоматами и фаустпатронами.

Кремер чувствовал, как у него пульсирует кровь в висках.

Если откроют огонь, прежде всего пострадают передние ряды бараков. Заключенные в панике отпрянули от окон.

— Сейчас начнется! Сейчас начнется!

Они метались, заползали под столы и скамьи. Несколько наиболее храбрых все же остались у окон.

— Начальник поехал по лагерю! — закричали они.

Кремер торопливо окинул взглядом представившуюся ему картину. На главной вышке и на других началась суета. Часовые устанавливали пулеметы и наводили их на бараки.

Кремер выбежал из барака.

Машины проехали в глубь лагеря, к последним рядам бараков. Здесь они остановились. Кремер побежал к ним. Первым выпрыгнул из машины Клуттиг и бросился к ближайшему бараку. Это был барак номер тридцать восемь!

Швааль выбрался из своей машины.

— Почему заключенные не строятся? — заорал он на Кремера.