Владимир Рудный - Гангутцы

— Мушка!

— Москва!

Томилов и Расскин протиснулись в дзот.

Мерцали светляки цигарок. Прижавшись к стенкам, на корточках сидели бойцы и комиссары. Шел тихий, серьезный разговор. Расскин рассказывал о том, что в Москве и прилегающих к городу районах введено осадное положение.

— Брешут финны, будто Гитлер объявил парад войскам в Москве, — сказал Желтов, теперь командир пулеметного расчета.

— Мало ли что брешут! — воскликнул Томилов. — Вчера они разбросали листовки, будто дивизионный комиссар и генерал Кабанов бросили Ханко. А комиссар, как видите, здесь.

— И Кабанов на месте, — сказал Расскин. — Сегодня поехал на перешеек к армейцам… Приходили моряки из Кронштадта, рассказывали, что фашисты во время бомбежки Ленинграда сбросили пригласительные билеты на банкет в «Астории», назначенный на первое ноября. Ну и посмеялись над ними ленинградцы!

— Нашли билетикам применение…

В темноте прозвучал тихий смешок.

Желтов молчал, глубоко затягиваясь и выпуская в сторону едкий махорочный дым. С тех пор как его назначили командиром огневой точки, Желтов держался как можно солиднее; он даже стригся теперь коротко, чтобы никому не напоминать про широко известную историю с отрезанным чубом.

— Финны брешут, будто правительство из Москвы выехало, — сказал Желтов. — Верно это?

— Вы же сами говорите — брешут.

— А проверить не мешает, — откликнулся второй номер.

— Не мешает, — согласился Расскин. — Только брехня есть брехня. Постановление Государственного Комитета Обороны так и подписано: «Москва, Кремль. И. Сталин». И число указано.

— Значит, порядок, — сказал Желтов.

Расскин спросил:

— Какой же вывод вы делаете из этой обстановки?

— Драться до победы.

— А если победа не скоро? Далеко ведь зашел враг — под Ленинград, к Москве.

— Да что ж нам, руки подымать?! — рассердился Желтов. — Мне бы лент к пулемету побольше — вот весь мой вывод. А то на каждый пулемет, вместо двенадцати, четыре ленты. И зарядку делаем вручную.

— Были бы ленты, драться можно долго, — поддержал Желтова второй номер.

Расскину это понравилось.

— Хорошо. Отберем на Ханко у пулеметчиков часть лент и пришлем вам. Вам они нужны в первую очередь…

На следующую же ночь Расскин прислал на Хорсен десять лент; больше достать было невозможно.

Командир отряда Тудер сказал, что ленты распределит среди всех поровну.

— А Желтову? — спросил Томилов.

— Как и всем: одну ленту.

— Это неправильно, — возразил Томилов. — Ребята доказали, что ленты им нужны. А вы их обижаете. Меньше чем три ленты туда дать нельзя. Тем более что участок ответственный.

— Мало ли кто первый сказал «а», — не соглашался Тудер. — Мне нужно оборону организовать, а не угождать пулеметчикам.

Но Томилов настоял все же, чтобы дзоту номер два выделили две ленты. Он сам понес эти ленты Желтову.

— Вот видите, товарищи, сдержал свое слово дивизионный комиссар, — с гордостью произнес Томилов, вручая пулеметчикам подарок. — Прислал вам только две, а больше отобрать не у кого. Новых, как известно, ханковская промышленность не выпускает. Теперь достаточно?

— Да мы же в шутку, товарищ комиссар, просили, — смутился Желтов. — Хватило бы нам и четырех. Вы лучше отдайте тем, у кого и четырех нет.

— Берите, берите. Комиссар не только вам прислал, но и другим. Для защитников Москвы, говорит, не жалко.

— Ну, раз для защиты Москвы, так и быть, возьмем, — сказал Желтов. — Теперь мы тут Гитлеру такой парад устроим — в Берлине слышно будет!..

В те грозные для нашей столицы дни Гангут послал Москве письмо.

Письмо это затеял Фомин, которому Расскин разрешил съездить на два дня в бригаду Симоняка, на передний край. Он полазил по дзотам и рогам батальона Сукача, познакомился с множеством людей, к удивлению своему, нашел немало земляков-москвичей, парней с московских заводов, одного даже со значком строителя метро на гимнастерке, очень было похоже на орден Ленина, и всюду — москвичи и не москвичи — говорили и думали о Москве. Никак это не укладывалось в голове — Москва на осадном положении. Вроде как на Гангуте: рядом, в сотне-другой метров, враг?!.. На Гангуте-то это понятно, на то тут и фронт. Но Москва — столица, разве представишь себе, что в Химках немцы, в Химках, где строили канал и откуда Фомин по телефону передавал в редакцию заметки о первом шлюзовании пароходов, волжских пароходов в Москве, там немцы…

— Там не просто немцы, — мрачно сказал Фомину Савелий Михайлович Путилов, майор, начальник штаба полка, тоже москвич, в землянку которого забрел корреспондент, возвращаясь от Сукача. — Там у них самые отборные дивизии, там танки, а мы с тобой еще не видели танковых атак. Ты — молодой, а я четвертую войну воюю — и не видел.