Петр Елисеев: Привал на Эльбе

Митинг закончился. Штривер стоял возле трактора, читал на серебристой планке: «Сталинец». Он не мог осмыслить душу советских людей, приславших эти машины немцам. К тракторам подошел Пермяков.

— Как вы находите нашу технику? — спросил он.

— Техника совершенная. Вы, русские, сильны. Это я понял, когда был в вашей Советской стране, в Москве. Но мне еще не понятна ваша политика: вчерашним врагам вы помогаете теперь, как друзьям, — открылся Штривер.

— И вы начинаете помогать Сталинграду. Спасибо! Кстати, мы никогда не считали немецкий народ врагом. Врагами всегда оказывались алчные боги капитала, — сказал Пермяков.

— Вам понравилось мое выступление? — спросил Штривер.

— Понравилось. Но очень краткое. Вам бы стоило рассказать о рождении вашего телевизора.

— Лет через пять, когда мой аппарат будет в каждом доме, я покажу по телевизору историю этого изобретения.

— Хорошее желание, — заметил Пермяков, И но птица в руке лучше двух в кусте. Своим рассказом вы могли бы пробудить у молодежи интерес к изобретательству.

— Я лучше расскажу об этом в клубе. Давно просит меня молодежь… — признался он в том, что все-таки выступит и на собрании.

Недалеко от трибуны возвышался памятник Советскому солдату. В одной руке у него был сжат автомат, другой он держал ребенка. На зеленоватом гранитном пьедестале, обнесенном низким барьером из чугунных витков, немецкие гранильщики высекли: «Советским освободителям». Под этими словами золотились имена героев войны. Больце прочитал первую строчку: «Парторг полка Сандро Элвадзе». Вместе с Торреном он возложил венок из живых цветов, обвитый черной лентой. Вальтер со своими друзьями принесли венок от молодежи города. Ряд за рядом молча проходили рабочие, служащие, студенты. Склонив голову, подошел к памятнику и Штривер. В руке у него была ветка розы с тремя распустившимися бутонами. Он приподнялся на носки и бережно воткнул ее в горку цветов.

Однажды зимой по улице Свердловска шли два смуглых южанина: высокий молодой подполковник и кряжистый старик лет шестидесяти. Шли они по тротуару в ногу, увесисто. Строевая походка получалась — у них сама собой, без особой сноровки и напряженности. Горожане-уральцы, проходя мимо, засматривались на приезжих, высказывали свое мнение. Одни говорили: «Видно, отец и сын». Другие возражали, что если бы и у подполковника были усы, тогда их родственность стала бы очевидной. Третьи удивлялись тому, что старик, несмотря на зиму, одет легко и молодцевато — кубанка набекрень, и делали безошибочное заключение: «С юга, казак».

Южане подошли к Дворцу культуры металлургов.

— Прочти, папаня, тебя касается, — показал подполковник на афишу и улыбнулся чему-то.

— «Сегодня лекция «Предотвращение преждевременной старости», — прочитал вслух Кондрат Карпович и обидчиво покосился на сына. — Ты за меня не болей. Я стар годами, да молод делами. Кто в области держит Красное знамя за хлопководство? Мой колхоз. А дело это новое у нас на Дону. Кто за виноградарство получил Большую золотую медаль Всесоюзной выставки? Лично я. А ты: «Преждевременная старость… тебя касается». У меня против старости своя наука. Утречком повозишься у себя по хозяйству, за завтраком навернешь свининки, затем до седьмого пота набегаешься по бригадам — и никакая старость меня не касается.

— Здоров ты, отец, но напрасно замахиваешься на науку о долголетии. Я позвал тебя на эту лекцию еще и потому, что читает ее Галина Николаевна, та волшебница, которая спасла мне руку.

— Это другой разговор, — сказал старый казак голосом раскаявшегося человека.

К подъезду подкатила машина. Из нее вышли Галина Николаевна, Пермяков и его отец: всему семейству хотелось послушать лекцию молодого доктора медицинских наук.

— А вот и мой отец, — сказал Михаил, знакомя с Кондратом Карповичем своих друзей.

— Кузьма Макарович, — отозвался уралец и протянул руку старому донцу. — Очень рад познакомиться с вами. Мне Виктор много хорошего рассказывал о вашей лихой службе.

— Какая там лихая! Вот в гражданскую наши конники лиховали. Мы, правда, и в эту войну рубали, но больше — моторы… Виктор Кузьмич! — воскликнул Кондрат Карпович, отдал честь и поцеловал своего бывшего командира. — Ученым стали?

— Просто преподавателем…

— Скромничает наш командир, — заметил Елизаров-младший. — Виктор Кузьмич заведует кафедрой марксизма-ленинизма.

— Добре, Виктор Кузьмич, что в ленинскую науку пошел. А вам, Галина Николаевна, самый низкий поклон, — положил руку на сердце Кондрат Карпович.