— Честь свою я не продавал! Опутала меня та ведьма — Гертруда, — оправдывался Штривер.
Он рассказал, как она угощала его, но как была написана эта статья, не помнил.
Дом, в котором квартировала Гертруда Гемлер, после ее ареста пустовал. Ставни закрыты наглухо и заложены на внутренний запор. Двери были заперты на автоматические замки. Ключи от них хранились в магистрате.
Дом не охранялся. Формы ради поручили старому дворнику Хейнеману присматривать. В первые дни старик вроде пекся о нем, подходил рано утром к дверям, пробовал запоры, потом стал забывать, а в последнее время поглядывал только издали. «Никто не откусит угла», — подумал он, махнул рукой и забыл, что ему надо присматривать.
Когда Любек по секрету рассказал Хейнеману о побеге Гертруды, старик опять стал присматривать за домом. Он даже насторожился, когда Любек сказал, что где-то скрывается партнер Гертруды.
На третью ночь после безуспешного побега Гертруды из тюрьмы Хейнеман, посасывая трубку в парадном одного дома, услышал шелк автоматического замка в особняке Гертруды. Об этом он сказал Любеку. Тот несколько раз подходил к дому, прислушивался, но никаких признаков жизни в нем не уловил. Хейнеман доказывал свое.
— Какая дверь щелкнула? — спросил Любек.
— Не мог определить.
— Вышел кто или вошел?
— Не видел, я только слышал, — повторял старик.
— Что же нам делать? — посоветовался Любек.
— Зайти в дом. Может, кого потянуло туда.
— Потянуло… Ты, старик, точно мыслишь, — с ухмылкой проговорил Любек. — Надо только сообразить, как войти, и подумать, как выйти. Может и так случиться, что на пороге дышать перестанешь. Без следователя и понятых в дом войти нельзя, да и ключей нет…
Любек пошел к Пермякову и предложил выпустить из тюрьмы Гертруду. Выдумка молодого милиционера хотя и проста, даже наивна, но комендант одобрил ее и приказал Елизарову заняться этой операцией.
Капитан и Любек, назначенный помощником следователя, вызвал Гертруду. Вид старой разведчицы был грустный. После неудачного «освобождения» она опустилась, обрюзгла. Что ждет ее? Суд, тюрьма, смерть? После того как поймали ее с фальшивыми документами и возвратили в тюрьму, Гертруда пала духом, ослабла, присмирела. Она уже не задирала голову, сидела перед обвинителями с осоловелыми глазами, как укрощенная тигрица.
Допрашивать Гертруду не нужно было — все ясно. Елизаров лишь напомнил ей:
— Вы хорошо знали пианистку Тильду Клейнер? А капитана Роммеля?..
У Гертруды совсем упало настроение. Она и не думала, что здесь узнают о ее прошлых проделках. Сказать правду она не хотела, а врать не было сил: опустилась не только нравственно, но и физически. Она предпочла молчать.
Елизаров продолжал:
— Можете не говорить, что вы с капитаном Роммелем до войны встречались на вечерах и обедах у Хаппа, что пианистка Гильда Клейнер назвала вас сводней за посредничество между ней и капитаном— это нас мало интересует. Нас теперь, занимает- ваша судьба. Мы намерены облегчить ее. Хотите пожить до суда дома, под надзором Любека, или предпочитаете оставаться в тюрьме?
Гертруда повернулась всем туловищем, будто шея у нее окаменела, и мутными глазами уставилась на капитана Елизарова.
— Хотя и ослабла, но ума не лишилась, чтоб предпочесть тюрьму…
Гертруду Гемлер привезли в ее квартиру. Вместе с ней в дом вошли Елизаров, Любек и понятой. Гертруда переходила из комнаты в комнату, все обнюхивала, даже солонку с солью поднесла к носу. Покопавшись в матраце, Гертруда завыла:
— Нет колец, венчальных колец!..
— Много их было, фрау? — с нарочито сердобольным тоном спросил Любек.
— Тринадцать.
— Тринадцать мужей? Чертова дюжина! — сострил Любек. — Не надо бы с последним венчаться — не было бы несчастья.
— Не смейтесь!.. — огрызнулась Гертруда, но, спохватившись, что проболталась, процедила: — Можно и без венца кольца брать, — и медальонов нет!
— Много ли было? — спросил Любек.
— Тоже тринадцать.
— Роковая цифра! — язвил Любек. — Кошмарная ошибка. Надо бы кольца — на пальцы, медальоны — на шею нанизать, и все было бы цело.
— Господин капитан, — обратилась хозяйка к Елизарову, — прикажите замолчать зубоскалу.
— Не надо расстраивать фрау Гемлер, — проговорил капитан, — у нее и так большое горе — пропала память о тринадцати любимых. Пойдемте, Любек, фрау Гемлер нужен покой.
— Удивительное дело! — развел руками Любек. — По фрау Гемлер скучает замок с решеткой, а ее оставляют дома.
Читать дальше