Сергей Кольцов - Тихая разведка

— Пунктирной линией обозначена местность, контролируемая подвижными отрядами полевой жандармерии, а сплошной и пунктиром — наблюдательные посты на расстоянии инструментальной видимости, обеспеченные радиостанциями. Кроме того, в пределах двадцатипятикилометрового интервала друг от друга стоят небольшие гарнизоны, обеспеченные средствами радиосвязи. И еще заметьте, что районы, находящиеся на особом режиме, как правило, имеют сеть засад и секретов. Но и на этом не заканчивается оснащение охранной зоны: минирование в самых неожиданных местах. Вы разведчик…

— Зоненнбах, вы желаете мне помочь и предостеречь от опасности или имеете в этом занятии вполне определенную цель?

— Вам известна обстановка, и хочется вам этого или нет, но лучший выход — сложить оружие. Прежде всего всем гарантируется жизнь… — декларативно высказался командир пехотной моторизованной роты «Эдельвейс».

— Вы все сказали, гауптман? Наташа, в кабину! По местам! Пленных берем с собой. Касаткин, выводи «ганомаг» к машинам на шоссе. Зоненнбах возможно навсегда попрощается со своими людьми. Внимание — и вперед!

Бронетранспортер дрогнул корпусом и, переваливаясь с боку на бок на неровностях почвы, кормой сполз с высоты, подминая под себя сосновый и березовый молодняк, развернулся передом и, прикрываясь зубчатой стеной леса, осторожно начал сближаться с сидящими в машинах солдатами гауптмана Зоненнбаха. И вновь, в который уже раз, основной задачей было выжить. Однако сложность ее выполнения состояла в том, что, захватив бронетранспортер, разведгруппа не могла избрать по своей воле наиболее верный, имеющий в дальнейшем перспективу успеха маневр, а вынуждена направиться на опасное, хотя и скользящее соприкосновение с крупными противодействующими силами противника, что само по себе осложняло выход из медленно, но верно захлопывающихся челюстей немецкого капкана. Уходившая же в незапланированном направлении боевая машина, остающаяся совершенно равнодушной и глухой к радиозапросам, несомненно вызвала бы переполох в штабе поисковой группы полковника Кленкера, что впоследствии привело бы к излишне дотошному вниманию к ее загадочному экипажу.

Приказ командира разведгруппы действовать самостоятельно в пределах разумного вызвал у младшего сержанта Глеба Сабурова, назначенного старшим бронеплощадки, новый приток энергии. Под его команду добровольно перешла и Коврова, отказавшись прыгать на сидении переполненной кабины рядом с немецким офицером.

Тело Давида Юрского покоилось на полу бронетранспортера, на разостланном брезенте, со спокойным торжественно-строгим Лицом. В изголовье был ворох молодых дубовых побегов с ярко-зелеными резными листьями, лежали скромные лесные цветы с высоты «двадцать девять дробь семь». У крупнокалиберного пулемета на кабине стоял командир команды Глеб Сабуров. По левой стороне держали оборону Игорь Мудрый и Коврова, справа — Сергей Антонов, заднюю сферу защищал пулеметом МТ-43 Аркадий Цветохин. Пленные — радист и механик-водитель, люди гауптмана Зоненнбаха, связанные по рукам и с кляпами во рту, — полулежали в левом углу площадки, у кабины боевой машины пехоты.

Русская разведгруппа устремлялась навстречу новому витку испытаний.

Черемушкин сидел в кабине дергающегося, прыгающего, кренившегося то в одну, то в другую сторону бронетранспортера, рядом с ушедшим в себя гауптманом Зоненнбахом. Тот вдруг внезапно как-то неестественно дернулся, подался телом; к нему и его, с отрешенным видом, лицо заметно посветлело, а глаза как бы затаили собачью настороженность, скрывая истинные намерения и тайны поползновения человеческой мысли. Явно ощутив нервозность движений своего пленника, Черемушкин, не отрывая взора от лобового стекла, скупо бросил:

— Говорите. Пока есть время, я готов выслушать вас. На галиматью не тратьте слов. Только о самом важном, что делает честь лично вам, Зоненнбах…

— Да! Да! Вы не были в лапах гестапо, и вам трудно поверить в искренность и безобидность моих намерений… Мне бы только сообщить по радио своему заместителю о временном замещении командира роты. Это ведь сущий пустяк. В движении архисложно проложить пеленг. — И он потянулся рукой к работающей на прием рации.

Уяснив суть просьбы Зоненнбаха, старший сержант Касаткин от дерзкой наглости последнего невольно опустил ногу на рычаг тормозов. При резком торможении заглох мотор, а сам бронетранспортер застыл на узкой, заросшей высокой травой поляне, как остановленная на скаку норовистая лошадь. Черемушкин, отбросив в сторону руку гауптмана и потирая ладонью левой руки ушибленный лоб, уничтожающе и брезгливо посмотрел в потное, бледное лицо эсэсовца и не оборачиваясь, заметил Михаилу Касаткину: