Звук автоматной очереди наотмашь ударил по напряженным нервам Черемушкина, помог ему рывком за шиворот выволочь из кабины управления хватающего широко раскрытым ртом воздух, подобно вытащенной из воды рыбине, гауптмана. — Та же автоматная очередь подстегнула и Касаткина выдернуть из кабины застывшего манекеном грузноватого механика-водителя.
Подбежавшие Глеб Сабуров и Аркадий Цветохин профессионально связали обоих неудачных визитеров — механика-водителя и капитана пехоты. Хотели было отвести пленных в сторону, но Черемушкин остановил их и пристально посмотрел в глаза гауптману Зоненнбаху. Он сказал рядом стоявшему Касаткину:
— Миша, мне очень тяжко, что нет теперь с нами Давида Юрского. Но, к сожалению, нас торопит время. В темпе уберите трупы немецких солдат из бронетранспортера. Их обнаружат и предадут земле свои. Пол чем-нибудь устелите, ветками, что ли… Давида — ногами к кабине, пусть с нами малость прошагает. Пора дергать. Боюсь, переиграем… — И пленному офицеру на немецком: — Капитан, знаю, вы пожаловали на высоту, чтобы выполнить приказ полковника Клекнера.
В кабине бронетранспортера прозвучали радиопозывные:
— «Гром»! «Гром»! Я — «Кречет»! Немедленно сообщите о причинах автоматной стрельбы. Что с «Эдельвейсом»? Почему молчите? Отвечайте… Как поняли?.. Прием.
Гауптман Зоненнбах беспомощно осмотрелся, его лицо, отражающее отчаянную внутреннюю борьбу, — быть или не быть? — еще больше побледнело, стало меловым, но, видимо, решившись, подобно человеку, бросающемуся в бездну преисподней, он поднес микрофон рации к губам:
— «Кречет»! «Кречет»! Я — «Гром»!.. Радирую с высоты «двадцать девять дробь семь». Спецгруппа «Эдельвейса» в полном здравии, молчание — выход из строя радиостанции. Автоматная очередь — от неудачного прыжка солдата из бронетранспортера на землю. Разрешите выход на шоссе, к машинам против хутора Калинич…
— «Гром»! «Гром»! Я — «Кречет»! Контакт с личным составом разрешаю. Не задерживайтесь. «Кречету — семь» быть постоянно на связи…
— Понял. Я — «Гром»! Связь заканчиваю. — Зоненнбах, отвернувшись от бронетранспортера, понуро уставился в пространство.
— Вам с солдатом, Зоненнбах, придется прогуляться с нами. Не опасайтесь, ваша шкура останется при вас, невредимой. Касаткин! Давайте этого радиста «Эдельвейса». Чтобы шито-крыто. Затем всех отпустим, где придется. Как Бог повелит. А нет… нельзя же их здесь оставлять живыми. А мертвыми — рука не поднимается. Пусть высота пока останется тайной для противника, пусть погадает на кофейной гуще… Цветохин, Мудрый, проверьте крупнокалиберный бронетранспортера. Подготовьте пулемет к работе. Гранат у нас в достатке, каждому иметь при себе запас. Юрского похороним где-нибудь по дороге, в лесу, а вырваться… вырвемся — всем чертям назло. Держите нос по ветру, ребята! И вперед — задиристо и уверенно произнес Черемушкин. — А мне самую малость хочется побалакать с гауптманом. Кое-что для дела уточнить. Михаил, готовь машину к отъезду. Вашу карту, Зоненнбах!
Курт Зоненнбах поспешно расстегнул свою полевую сумку. Вынул карту.
— Итак, по вашей легенде, вы — командир моторизованной роты батальона «Эдельвейс».
— Почему «легенде»? — Искренне вспыхнул Зоненнбах.
— Хорошо. Пусть на самом деле, — улыбнулся Черемушкин. — Тогда объясните мне значение некоторых знаков на вашей карте. Мне не совсем понятно, почему вместо топографических знаков и обозначений на вашей карте ряд черточек, прерывистых линий, закорючек и прочих знаков, напоминающих пляшущих человечков?
Зоненнбах недоверчиво посмотрел на разведчика и скупо, но очень понятно, как дилетанту, объяснил что к чему. Получалось, что разведгруппа обложена со всех сторон, и ее, словно стаю люто нашкодивших волков, выдавливают в условно свободный проход в направлении населенного пункта Ларино. Черемушкин еще раз внимательно рассмотрел карту Курта Зоненнбаха, хотел еще раз спросить у пленного о беспокоящем его, но раздумал: картина и без дополнительных пояснений становилась ясной до предела. Но все же вопрос он задал:
— Скажите без утайки, Зоненнбах, если можете: почему на вашей карте промежутки между населенными пунктами, как, например, Волчья Падь, Ореховый Бор, Желтый Плес, обозначены крупным пунктиром? А у хуторов Медвежий Угол и Сырой Бор перед пунктирной — сплошная линия?
Зоненнбах вначале блудливо заморгал глазами, но все же решился на честный ответ:
Читать дальше