Матэ Залка: Добердо

Я поднял ее палку, поправил на плечах ранец, сбил с бутс дорожную пыль, снял шапку и вытер разгоряченный лоб.

Итак, я — свободный человек. Я не обязан больше идти в ночную смену под Вермежлиано. Бррр!.. Вермежлиано, Полазо… С тошнотным отвращением вспомнил я эти названия. Сердце сжалось, и только сейчас в первый раз я глубоко пожалел тех, кто остался там. В моей памяти встал образ Гаала, его умные карие глаза, широкий лоб. Гаал! Ведь он остался там. «Пристрелите лейтенанта! Сдадимся в плен!» — «Не сметь трогать лейтенанта!» Гаал…

— Ти-бор! Где вы застряли? Идите сюда, скорее!

Я тронулся и, не знаю почему, почувствовал какое-то стеснение и неуверенность. Рядом с Эллой рука об руку стоял высокий мужчина в скромном синем костюме. Его бледное лицо обрамляла подстриженная борода. Мы пожали друг другу руки, и мне улыбнулись холодные и далекие, как небо, светлые глаза. Где я видел этого человека? — было первое мое впечатление. Но я видел его, только не могу сразу вспомнить где.

Лицо Эллы разгорелось, глаза блестели.

«Ну, как вы находите Алексея?» — спрашивали ее глаза.

Я улыбнулся Элле. После недолгого совещания мы пошли к лесничеству, но, к удивлению Эллы, Алексей повел нас не в виллу лесничего, а, завернув налево, направился к маленькому скромному домику.

— Если вы ничего не имеете против, мы остановимся сначала здесь, у одного дорожного мастера, — сказав Алексей. — Он очень славный человек, а ваши Бреготтц показались мне чересчур правоверными буржуа. Они могут поднять шум по поводу перехода границы, и тогда вас камрад Матраи, официально должны интернировать. Поэтому давайте сначала поговорим тут о делах.

Дорожный мастер принял нас очень любезно и уступил нам вторую комнату. Мы держались как усталые заблудившиеся туристы. Алексей больше молчал, и я несколько раз ловил на себе его испытующий взгляд. Зато Элла говорила без умолку; она болтала, как ребенок. После завтрака мы остались одни. Алексей попросил Эллу сесть (его обращение показалось мне официальным) и повернулся ко мне.

— Каковы ваши планы?

Я смутился. Мои планы? Да ведь я уже претворил их в жизнь, я дезертировал. Вместо меня ответила Элла. Она рассказала все, что я пережил, и как пришел к решению порвать с армией.

— Тибор может стать настоящим борцом, Алексей, и вашим товарищем, — сказала она в конце.

Алексей спокойно и, мне казалось, вяло выслушал горячую речь Эллы, потом, обратившись ко мне, начал задавать вопросы. Его вопросы были последовательны и обдуманны; правда, некоторые из них порой казались мне не относящимися к делу, но я охотно отвечал на них.

Каково снабжение армии? Настроение солдат, офицеров? Что говорят пленные итальянцы? Так же ли сплоченно воюют венгерцы, как и раньше, и какова причина этого?

Я не успевал ответить на один вопрос, как рождался следующий, и чем больше я на них отвечал, тем яснее становилась мне связь между ними.

— Нервы солдат натянуты до предела, да, до предела.

Вдруг Алексей схватил меня за руку и с каким-то особым трепетом спросил:

— Как вы думаете, долго еще продлится война?

— Если это будет зависеть от штабов и министров, то до последнего патрона, до последнего инвалида, — ответил я с горечью.

— С вас, значит, довольно?

— Я не хочу больше видеть солдат. Я устал, я совершенно ограблен духовно — и отрицаю, и ненавижу войну, — взволнованно сказал я.

При последних моих словах Алексей вдруг оживился.

— Отрицаете или ненавидите? Это большая разница.

Он повернулся к Элле.

— Я думаю, Элла, что решение товарища Тибора о бегстве — это дело ваших рук. К сожалению, я не имел возможности написать вам, что с такими вопросами нельзя спешить. Верно, Тибор?

Алексей говорил медленно, веско, и каждое его слово, вонзалось в мое сознание.

— Отрицаете или ненавидите? Это большая разница. Вы не хотите больше видеть солдат? Хорошо. Но позвольте вас спросить: если вы действительно ненавидите войну, чувствуете ли вы в себе силы бороться против нее?

— Как? Чем? — спросил я с удивлением.

— Вы только не знаете, чем и как, или вообще не способны на это? — строго спросил Алексей.

— Нет, я спрашиваю, каким методом вообще можно бороться?

— А, это уже другое дело. На это я могу вам ответить и охотно отвечу.

Алексей подошел к шкафу и достал из него маленький ручной чемодан. Щелкнул замок, и Алексей вынул из чемодана несколько брошюр и листов, отпечатанных на пишущей машинке.

— Мы с Эллой сейчас немного погуляем и поговорим, а вы пока прочтите эти листки, их всего пять, и перелистайте эти две брошюры. Я бы очень хотел, чтобы вам все стало ясно. Если чего-нибудь не поймете, спросите меня, я охотно все объясню.