Матэ Залка: Добердо

Элла опустила голову и исподлобья посмотрела на меня.

— Письма жду, Тибор.

— Вы так влюблены?

— Ах, какой дуралей! Вы ничего не понимаете, Тибор. Как можно быть таким наивным?

Я знал, что она ждет письмо от Алексея, но разве мог я предполагать, что будет в этом письме? И оно пришло на следующий день после отъезда Керна. Элла как будто переродилась и сразу выздоровела. Она встала, приняла ванну, оделась, потом долго раскладывала свои вещи и, наконец, позвала меня.

— Он здесь, в Мартинсбрюкке, — сказала она с блестящими глазами.

— Кто?

— Читайте. — Элла протянула мне письмо. Оно было написано по-французски и шло из Берна четыре дня. Письмо было короткое и довольно холодное, всего несколько строк.

— «Дорогая Элла! Последнее время я был очень занят. Мы снова собрались с нашими друзьями в Циммервальде, под Берном, где мы бывали с вами».

— Не с друзьями, а с товарищами. Надо читать: товарищи, а не друзья.

— Разве не все равно?

— Нет, товарищ — это больше, чем друг. Ну, читайте дальше.

— «Мы обсудили тут несколько вопросов, касающихся сегодняшней ситуации».

Я остановился, посмотрел на Эллу и подумал: «Что они могли там обсуждать? Наивные люди! Они не знают, какая страшная сила — война».

— Продолжайте, продолжайте, — сказала Элла, закрыв глаза.

— Словом, в первую очередь дело, а потом личные вопросы, — заметил я иронически. — «Теперь я освободился и могу исполнить вашу просьбу. Через три дня после отправления этого письма я еду в Мартинсбрюкке и буду ждать вас и вашего брата в указанном месте. Привет. Алексей».

— Ну, теперь понимаете? — спросила Элла взволнованно.

— Понимаю, — тихо ответил я.

— Ну, и что скажете? Вот это и есть мой план, — быстро прибавила она.

— Значит, бегство?

— Бегство. Вы находите это невозможным?

— Нет, нет… но, знаете, так неожиданно, сразу…

Элла встала, подошла к окну и тихо, еле слышным голосом заговорила:

— Тибор, поймите меня. Эта мысль зародилась у меня, когда я получила известие о смерти Арнольда и вашем ранении. Арнольд погиб потому, что не смог побороть внутреннего хаоса и противоречий. Он не мог разгадать жуткую тайну войны — и погиб. Вы не случайно остались в живых. Вы вовремя начали сопротивляться — и за это награждены жизнью. Вы самый близкий и самый родной мне человек. Алексей — совсем другое, вы это поймете позже. Когда я получила письмо от Красного Креста, моей первой мыслью было: Тибора надо спасти, надо вырвать его оттуда, это моя обязанность. Алексею я ничего не сказала, но была уверена, что он одобрит мою мысль. Видите, он пишет: «Я буду ждать вас и вашего брата в указанном месте». Я всегда говорила о вас как о своем родственнике, и он, очевидно, думает, что вы мой двоюродный брат. Но это не важно, вы ведь для меня больше, чем двоюродный брат. Ну, понимаете меня?

Я понимал Эллу и, улыбаясь, смотрел в ее глаза, в эти дорогие, умные, чудесные глаза. Они уже не спрашивали, а смеялись и одобряли.

— И если бы Арнольд был жив, мы бы втроем?.. — спросил я, отвернувшись.

— Ну конечно, конечно! — воскликнула Элла.

Больше мы об этом не говорили. Целый день готовились, выбирали одежду, упаковывали остающиеся ненужные вещи в чемодан, навели порядок в своих комнатах, вложили в конверт нужную сумму за пансион за месяц вперед и несколько строк фрау Дине. Положили конверт в один из незапертых чемоданов и сели изучать карту. Посмотрев на нее, я улыбнулся. Ведь Мартинсбрюкке прекрасно видно отсюда, если подняться на ближайшую гору.

— Где он будет нас ждать?

— В трех километрах от границы, на швейцарской стороне, находится такое же лесничество, как и наше.

Я уже обо всем этом написала Алексею. С Мартинсбрюкке он спустится туда. Вы помните, я попросила недавно у фрау Дины ее пограничное удостоверение, с которым они имеют право свободно переходить на ту сторону, в гости к своим родственникам. Это удостоверение сослужит нам большую службу.

— Ого, Элла, полная романтика: бегство, фальшивые документы, свидание на опушке леса!.. Ну, а что скажет фрау Дина?

— Она получит свои документы обратно от своих родственников Бреготтов. Это все, дорогой мой, хорошо обдумано. Завтра утром мы двинемся.

— Двинемся.

Ночью я долго не мог уснуть, все ворочался, иногда тревожно прислушивался — и установил, что Элла тоже не спит и ходит взад и вперед по столовой. И вдруг мне стало стыдно: чего я беспокоюсь? Что случится, если я действительно убегу? Кому я изменю? Эрцгерцогу? Пусть он будет благодарен за то, что я спас его драгоценную жизнь. Армии? Будь она проклята! Своим друзьям? А есть ли у меня там друзья? Родителям? Эх, славные мои старики, вас мне жаль, но вы первые одобрите мой поступок. Родине, Венгрии? Какой? Ведь есть две Венгрии. Родная, удивительно красивая земля, белохатные села, тихие речки, чистые города, горы, холмы, пуста, [29] Пуста — степь. воспетая Петефи, жизнерадостные честные рабочие, славные крестьяне — это одна Венгрия. А другая — люди, предавшие и обманувшие народ, заведшие его в кровавую авантюру, люди, за низменные интересы которых страдают миллионы, люди, являющиеся самыми большими врагами народа. Это родина?